Поэма о Шанъян. Том 1–2 - Мэй Юйчжэ

Когда мы покинули дворец, уже было темно. Сяо Ци ехал верхом впереди, а я одна ехала в императорской повозке. Всю дорогу я молчала. Когда повозка отъехала от ворот, я устало закрыла глаза. Только сейчас я почувствовала боль от пореза на руке. В голове проносились путаные мысли, а сердце сжималось от тупой боли. Но у меня не осталось сил ни на радости, ни на печали.

Императорская повозка остановилась у резиденции Юйчжан-вана, построенной в соответствии с указом императора. Я не ступала сюда ни разу с того дня, как на следующий день после свадьбы в гневе покинула столицу. Занавес повозки колыхнулся – я увидела Сяо Ци. Улыбнувшись, он протянул мне руку и сказал:

– Мы дома.

Я на мгновение растерялась – от этих двух слов сердце мое застыло в груди. Да… Мы были дома. Это – наш дом. Над красными воротами [202] висела доска с позолоченными иероглифами. Надпись гласила «Резиденция Юйчжан». В темноте ночи ярко светили внутренние лампы, на входе слуги и служанки преклонили колени, чтобы приветствовать нас.

Сяо Ци помог мне спуститься из повозки и случайно коснулся раны. Было больно, но я стерпела и промолчала. Он остановился и взглянул на меня – между его бровей залегла знакомая складка. Только он хотел что-то сказать, как из резиденции вышли несколько привлекательных служанок в легких, парящих белых платьях [203]. Они медленно ступали прямо к нам. Мы обменялись с Сяо Ци растерянными взглядами. Последними вышли две красавицы – одна в красном, другая в зеленом. Они низко поклонились нам и выстроились с другими красавицами в два ряда по обе стороны от нас.

Из освещенной комнаты медленно вышел мой старший брат. Высокий, с прямой спиной и чувством собственного достоинства, красавец в скромных одеждах с широкими рукавами, в серебристом, чистом свете выглянувшего из-за крон лунного диска. Улыбнувшись, он широким шагом направился к нам – рукава развевались на ветру, будто в лунном свете к нам ступал изгнанный в бренный мир небожитель.

Сяо Ци улыбнулся. Опомнившись, я воскликнула:

– Гэгэ! Что ты здесь делаешь?

Он поприветствовал сначала Сяо Ци, а затем шутливо улыбнулся мне.

– Я здесь, чтобы встретить свою мэймэй и своего мэй-сюя [204] и поздравить с возвращением домой!

Глядя на восхитительную вышивку на его одеждах, я задумалась. Я ожидала, что, когда увижу брата, меня переполнят всевозможные эмоции, однако сейчас, в смятении чувств, я даже не знала, смеяться мне или плакать.

– Не нужно было…

Все это выглядело как-то фальшиво – раньше я сказала бы об этом прямо, но сейчас, поскольку Сяо Ци был рядом, я должна была держать лицо. Горько улыбнувшись, я сказала:

– Слишком торжественно.

Сяо Ци улыбнулся и сказал:

– Благодарю за любезность, ты хорошо потрудился.

Пропустив мои поддразнивания мимо ушей, он улыбнулся и обратился к Сяо Ци:

– А-У у нас избалованный ребенок, слишком разборчивой выросла. Я переживал, что ваши новые служанки не знают о ее предпочтениях и о том, что ей не нравится, поэтому специально позвал сюда своих. В доме все устроено согласно вашим привычкам. Взглянете?

С Сяо Ци он говорил достаточно невозмутимо, а последнее предложение сказал мне с улыбкой. В его глазах я видела огромную любовь ко мне… Я оторопела. Сердце сжалось от горести, глаза обожгло от слез.

Сяо Ци поблагодарил его за доброту и пригласил пройти внутрь, но он отказался.

– На том и покончим. Сегодня у меня еще много дел. Устроим семейную пирушку как-нибудь в другой раз. Еще успеем собраться вместе.

Сяо Ци слегка поклонился, не обращая внимания на хладнокровность брата.

Я знала, что брат держит на Сяо Ци обиду, но что я могла с этим поделать? Улыбнувшись Сяо Ци, я сказала:

– Я провожу гэгэ.

Его повозка стояла недалеко от нашей резиденции. Мы медленно шли к ней плечом к плечу, позади ступали его наложницы. Я опустила голову. В голове крутились тысячи слов, но я не знала, что сказать.

– Он – тот порядочный муж? – с тихим вздохом спросил брат.

Он до сих пор помнил ту шутку про Хунлуань… И я помнила. Если в моей судьбе взыграло созвездие птицы Хунлуань, это значит, что я скоро встречу порядочного мужа.

– Ты тогда все правильно рассчитал.

Я улыбнулась и снова замолчала. Брат остановился и взглянул на меня.

– Правда?

В лунном свете я глядела на его сияющее, красивое, как нефрит, лицо, и в его ярких глазах видела собственное отражение. Его всегда нежная улыбка стала надменной.

– Правда, – ответила я мягко, но решительно, спокойно встретив его взгляд.

Он долго смотрел на меня и, наконец выдохнув с облегчением, снова широко улыбнулся.

– Это хорошо.

Я больше ничего не могла с собой поделать. Обняв его за шею, я крикнула:

– Гэгэ!

Он тут же обнял меня и снова тихо вздохнул:

– Ты опять похудела.

Когда я была маленькой, то любила вставать на цыпочки, чтобы крепко-крепко обнять его за шею. И каждый раз удивлялась, как он вырос таким высоким. Но теперь выросла я, правда, мне все равно приходится вставать на цыпочки, чтобы дотянуться до него… Мы будто вернулись в детство. Будто ничего не изменилось.

– Как мама? – Я подняла лицо. – Она знает, что я вернулась в столицу? Хочу завтра рано утром навестить ее… Нет! Я пойду сегодня! Пойду с тобой!

Подумав о матери, я забыла обо всем, что меня волновало. Никогда я не мечтала попасть домой настолько сильно – я хотела броситься к ней прямо сейчас. Брат отвернулся, и я не могла ясно разглядеть выражение его лица. Ответил он не сразу.

– Мамы нет дома.

Я опешила. Брат улыбнулся и добавил:

– Матушка недовольна шумом, поэтому отправилась в Цыань-сы [205], чтобы успокоить сердце. Уже поздно, я навещу ее с тобой завтра.

– Все в порядке… – Я выдавила из себя улыбку, но в сердце царил холод.

Брат сказал, что ее волнует только шум, но это неправда. Я понимала, почему она уехала туда. Моя матушка укрылась в Цыань-сы, потому что боялась, что сердце ее превратится в потухший пепел [206].

Густые брови Сяо Ци нахмурились. Он осторожно поднял мою левую руку, чтобы осмотреть рану. Я видела, как в его глазах заблестела ярость. Не решившись заговорить с ним, я покорно подчинилась, позволив ему нанести лекарство на рану. Движения его были умелыми, но иногда он нажимал слишком сильно, отчего я тихо шипела от боли.

– Теперь ты знаешь, как может быть больно? – Он