Несмеяна для босса - Алёна Амурская

между ног у меня жутко саднит. Я зажмуриваюсь, цепляясь за простыню, как за спасение, но в голове уже рождаются мысли… пугающие мысли, от которых хочется выть, но нельзя.

Нужно понять. Нужно проверить.

Через силу и боль во всем теле я заставляю себя встать и подойти к больничному уголку с умывальником. Опираюсь на раковину и долго смотрю на своё отражение в небольшом настенном зеркале с подсветкой.

Бледная. Под глазами синеватые круги, а губы искусаны, как будто я пыталась сдерживать собственные крики несколько часов назад.

Лихорадочно осматриваю руки, плечи и шею. На запястьях синяки, на бедрах ссадины... Заглядываю под свой больничный халат и вижу смутно темнеющие пятна других гематом. Судорожно сглотнув, задираю подол, раздвигаю ноги, чтобы свет озарил саднящую область… и цепенею.

Там всё в синяках и царапинах. А к моей промежности на трусах прижата тонкая гигиеническая прокладка, пропитанная какой-то лечебной мазью и… слабыми следами крови.

Я прижимаю ладонь к трясущимся губам. Обхватываю себя за плечи и шепчу, раскачиваясь, как в бреду:

- Нет, нет, нет…

Так бывает после… после этого. Особенно под принуждением. Господи, неужели Глеб всё-таки?..

Я не помню, и это страшнее всего. Не помнить, что с тобой сделали.

В животе поднимается тошнота. Я опускаюсь на пол, чувствуя приступ дурного головокружения, и прижимаюсь лбом к плитке пола. Пытаюсь не кричать. Пытаюсь не думать. Весь мир сузился до одной маленькой точки, в которой я - ничто. Ничтожная пылинка, которая корчится, разваливаясь на атомы и молекулы перед тем, как окончательно превратиться в пустоту.

Так вот как бывает, когда тебя накрывает настоящей панической атакой…

Сквозь гул собственной крови в ушах и тяжёлое, дробное дыхание слышу, как открывается дверь, и поднимаю голову.

В проёме возникает силуэт - высокий, прямой, спокойный и собранный в каждом движении. В глазах этой женщины нет ничего лишнего. Ни удивления, ни паники. Только сдержанный, застывший контроль. Лицо, у которого нет возраста, только ее внутренняя история.

Ольга Евгеньевна… мать Артура.

Она закрывает за собой дверь, как будто ставит точку. А потом неторопливо делает шаг внутрь, но в её лице мне чудится тень глубоко спрятанного сожаления. Она подходит, молча помогает мне сесть обратно на кровать и подает мне стакан воды.

- Вот, выпей, - говорит негромко, но без обычной сухости. - Это поможет прийти в себя.

Я смотрю на неё снизу вверх, всё ещё дрожа. Мне стыдно. Стыдно быть в таком виде перед ней. Стыдно, что она, хладнокровная и собранная, видит меня вот такой: сломанной, панической, ничего не контролирующей. Но я не могу остановиться.

Ольга Евгеньевна, кажется, это понимает и не спешит ни о чем расспрашивать. Лишь спустя полминуты, когда я делаю несколько глотков воды, она говорит:

- Артур приедет к тебе сразу, как только закончит с оформлением протоколов. Сейчас он добивается, чтобы вашего Глеба заперли туда, где ему очень быстро объяснят, как с девушками обращаться нельзя.

Я едва слышу слова. Где-то на заднем фоне они проходят мимо, оставляя пустой след. Меня до сих пор трясет нервной дрожью испытанного шока, не давая мыслить ясно.

- А Сару уже отправили в горный аул к родственникам, - продолжает она, чуть поморщившись. - Полагаю, ни тебя, ни Артура она больше не побеспокоит, потому что старейшина Агаев ей уже будущего жениха там присмотрел. Солидного, достойного горца, который женится на ней по сговору сразу, как только это будет возможно.

Я судорожно сглатываю.

Мне уже плевать на судьбу Сары и плевать… вообще на всё. Моя жизнь разрушена, и я боюсь даже подумать о своих прежних мечтах и надеждах, связанных с Короленко. В моей голове, охваченной паникой и отвращением, бьется только одна мысль - неотложная, как острое жужжание страха: “А что если будут последствия?.. А если?!”

Собрав остатки воли, я сжимаю пальцы в кулак.

- Простите, Ольга Евгеньевна… - перебиваю ее срывающимся шепотом. - А вы не могли бы мне достать… средство… срочной контрацепции?

Она застывает, глядя на меня. И вместо удивления в её глазах я вдруг замечаю нечто иное. Некую маленькую вспышку болезненного осознания.

- Это… - продолжаю я торопливо. - Это просто… на всякий случай…

Руки все еще дрожат, и я машинально снова начинаю слегка раскачиваться, обняв себя за плечи, и она это видит. Она видит всё. По глазам ясно.

И тогда я вдруг слышу от нее очень тихий, почти бесцветный вопрос:

- Тот подонок всё-таки это сделал?

Я не отвечаю. Не могу. Моё тело снова дрожит. Пальцы впиваются в кожу, грудь вздымается от попыток вдохнуть, но воздух не идёт. Ольга Евгеньевна смотрит на меня, и я вижу, как меняется её лицо.

- Яна, - говорит она спокойно, но с той твердостью, которая не оставляет пространства для возражений. - Сначала я переговорю с твоим врачом, и тогда мы решим, что делать. Не переживай. Я помогу тебе.

Но я всё равно умоляюще цепляюсь за ее холёную ладонь.

- Нет! Вы не понимаете… Мне надо сейчас… Прямо сейчас! - слова рвутся из меня, как слёзы, с болью и отчаянием. - Я не могу ждать…

Несколько секунд Ольга Евгеньевна просто смотрит на меня, не пытаясь освободиться. Потом резко, почти сурово встряхивает меня за плечи.

- Успокойся, Яна, - говорит уже тише. - Я прекрасно тебя понимаю. Потому что когда-то… со мной произошло то же самое.

Глава 46. Триггер кавказской пленницы

Ольга Евгеньевна сидит на краю кровати, сцепив руки в замок, всё такая же собранная и гордо выпрямленная. Как будто это не она только что призналась в том, что испытала в своем прошлом то же самое. Только глаза и выдают ее внутреннее состояние. Они невидяще смотрят куда-то в пустоту перед собой, как два старых серых шрама.

- Мне было девятнадцать, - говорит она, и я замираю, ловя каждое слово. - Училась в университете, а летом поехала в отпуск с подругами на Кавказ. Тогда это ещё не считалось чем-то опасным. Горы, речки, шашлыки. Экскурсии. Сердце было лёгкое, открытое.

Она на секунду отводит взгляд и теребит безымянный палец, будто проверяет, есть ли на нём кольцо.

- Мы приехали в село… Алаку. Затерянное, дикое место, но красивое, как картинка. Там я и увидела его - Георгия Агаева. Сына местного старейшины, красивого, как чёрт, со взглядом, будто всё в этом мире уже его. И… я влюбилась. По глупости. Быстро,