Все еще впереди - Мариана Запата

я. – А ты… примирился? Кажется, именно это должно потом произойти. Тебе стало легче? – спросила я, не ожидая, что получу ответ. – Порой я забываю, что не могу ему позвонить и рассказать о забавных словах мамы. Или попросить исправить мои глупости, пока о них не узнал папа.

Сколько раз мне приходилось смотреть в глаза этой правде? Я икнула, с каждой секундой все сильнее и сильнее скучая по брату.

Горло жгло. По губам текли то ли сопли, то ли слезы. Плевать.

– Я никогда больше его не увижу. Мы больше не поссоримся. В мой день рождения он уже не ткнет меня лицом в торт и не подергает за уши. Он был засранцем, но моим родным засранцем. И я хочу, чтобы он вернулся.

Снова хлынули слезы, в груди все сжалось.

– Засранец или нет, он все равно часть твоей семьи.

Я никак не могла унять слезы.

– Знаю. Мы двадцать семь лет были вместе, а мальчикам выпал едва ли не втрое меньший срок. Это несправедливо. Я не хочу, чтобы они росли без отца. Знаю, брат убил бы меня, лишь бы подольше побыть с ними. И знаешь что? Я с радостью согласилась бы. Если что-нибудь случилось бы со мной, то все было бы не так. – Я снова утерла слезы. – Это несправедливо по отношению к Джошу, Лу и моим родителям. Это отстой. Полный отстой.

Даллас посмотрел на меня через плечо, фонарь осветил его сильную челюсть и прямой длинный нос.

– Не скажу, что это не так. Все так и есть. Я не знаю, почему кто-то живет, кто-то умирает, но такова жизнь, и мы не в силах ничего изменить. Не нужно винить себя за то, что ты здесь, а он нет. Это не поможет.

Я протестующе застонала и покачала головой.

– Диана, – произнес Даллас проникновенным тоном, так не вязавшимся с его обычно хриплым голосом. – Я достаточно видел вас вместе. Ты не… они не кажутся чужими рядом с тобой. Яснее ясного, мальчики тебя любят больше, чем как тетю. Этого только слепой не заметит. Они не любили бы тебя, делай ты что-нибудь не так. И это важно. Они достались тебе, тут уж никуда не денешься, придется выполнять эту работу. Во всяком случае, ты хорошо справляешься. Я не знал твоего брата, но если он сейчас за тобой наблюдает, то знает, что сделал верный выбор, оставив сыновей тебе. Ты не можешь скрыть свою любовь к ним.

От его слов и тона мне стало немного легче. Самую малость. Я всхлипнула и подумала о том, как сильно мы с детьми привязались друг к другу. Может, то, что свело нас, и было ужасно, но я полюбила их больше, чем кого-либо.

– Они и в самом деле меня любят. Так было всегда.

Сосед пожал плечами так, будто только что разрешил какую-то большую загадку.

– У меня нет детей, зато полно друзей, у которых они есть. Если тебя это успокоит, они, по-моему, сами не понимают, что делают большую часть времени. По крайней мере, моя мама точно не понимала.

Я не особенно ему поверила, но спорить не стала.

– Брат оставил их тебе по завещанию?

Я кивнула и медленно обняла ноги руками, уткнувшись подбородком в колени. Я уже смирилась с тем, что утирать слезы бессмысленно.

– Такова была воля брата и воля его жены. Если что-нибудь случится с ними обоими, опекуном их детей становлюсь я. Не мои родители и не дедушки с бабушками. Я. Придурки. У меня до того даже собаки не было.

Я не любила вспоминать о месяцах после смерти Родриго, тем более когда на ум приходила Мэнди. Сначала я взяла к себе мальчиков на время, потому что она сходила с ума от горя, но временное быстро стало постоянным.

Даллас кивнул, продолжая смотреть на меня с любопытством.

Он молчал, но в его глазах читался вопрос: «Что случилось с их матерью?»

Я ответила ему молчанием. Есть вещи, которые не передать словами.

Даллас еще какое-то время сверлил меня взглядом, потом догадался.

– Он завещал их тебе, и этим все сказано, – наконец произнес сосед. – Ты сказала, брат их очень сильно любил, так что вряд ли оставил бы их тебе, если б не считал, что ты справишься.

Нет, дети должны были остаться с Мэнди, не со мной. Но в итоге они достались мне, и, как сказал Даллас, сделанного не воротишь.

– Ну да. Так, как я, их никто не будет любить. Я лучший вариант из худших.

Это правда. Ради них я вытащила себя из бездны горя, чего не могли сделать остальные родственники. И все из любви к двум мальчикам, которые украли мое сердце еще до своего рождения.

Даллас подвигал челюстью и спросил:

– У них ведь есть и другие родные? Кажется, я видел их дедушку с бабушкой.

– Есть еще одна тетя, она потрясающая, но… – Я покачала головой. – Если бы они достались ей, я, наверное, подала бы в суд. Хотя, зная мальчиков, они скорее сами сбежали бы от нее ко мне. Я их любимица.

Произнеся вслух эту правду, о которой я постоянно забываю, я почувствовала себя лучше. Кто еще, черт возьми, справился бы лучше меня? Их другая тетя? Только в ее гребаных мечтах. Из остальных родственников Ларсены справлялись лучше всех, но они не могли заниматься мальчиками все время. Им уже перевалило за семьдесят, они поздно родили дочерей. А мои мама и папа… они прекрасные родители, невзирая на свою строгость, только смерть Родриго их изрядно подкосила. Я никому об этом не говорила, даже лучшей подруге, и вряд ли когда-нибудь скажу.

Сосед издал неопределенный звук. Но я заметила, что этот жесткий, грубоватый мужчина расслабился, точно сняв с плеч ношу. Он посмотрел мне в глаза, и я не отвела взгляда.

Я улыбнулась ему. Наверное, это выглядело ужасно. Однако он слабо улыбнулся мне в ответ.

– Спасибо за твои слова, от них стало легче, – прогнусавила я.

Он пожал плечами, будто это было чем-то незначительным.

– Я очень тебе благодарна.

– Я просто посидел рядом. – Он снова пожал плечами. – Ради семьи мы готовы порой на такое, чего никогда не сделаем ради других.

– Это уж точно, – пробормотала я, и уцепилась за его слова, потому что чертовски любопытна и почти ничего не знаю о мужчине, который стал так много значить для Джоша. – Уверена, ты знаешь, о чем говоришь. Ведь ты разрешил своему брату жить с собой.

Его брат тот еще засранец.

Даллас покачал