Вкус Парижа - Виктория Браунли

Я не могла привести в порядок мысли. Я думала только о том, чтобы снова его поцеловать. Я жалела о сказанном и хотела вернуться в его объятья, но, глядя на его лицо, понимала, что это невозможно. – Мне очень жаль, Серж.

Он молчал.

– Пожалуй, я пойду, – пробормотала я. – Спасибо за ужин. – Я схватила сумку с курткой и выскочила за дверь.

Я шла сквозь холодную зимнюю ночь и удивлялась себе. Что в меня вселилось? Сочетание восхитительной еды, вина и, конечно, сыра – все это, должно быть, заставило меня поверить, что мне нравится Серж. Ясное дело, он не мой типаж. Старомодный и традиционный. Волосы уже седеют, шутки отпускал ужасные… Но в нем было что-то такое… какое-то обаяние – не такое, как у Гастона, конечно, но все-таки что-то особенное. А потом я вспомнила поцелуй, и мне захотелось снова растаять, как сыр Сен-Марселлен в жаркий день. Проклятье!

* * *

Погруженная в свои раздумья, я открыла дверь квартиры и с удивлением заметила Клотильду, сидевшую в темноте у окна.

– Клотильда, ты вернулась! Как дела? Мне казалось, что тебя нет уже тысячу лет. Как Таиланд?

Она повернулась ко мне, и я увидела, что у нее мокрые и красные глаза и что она плакала и плачет до сих пор.

– Эй, в чем дело? – воскликнула я, бросаясь к ней. – Что-то случилось?

– Господи, Элла. Сплошной мрак. Все слишком сложно, чтобы даже объяснять. Я и не знаю, с чего начать.

Я вспомнила вечер, который провела с Сержем, и посочувствовала ей.

– Ничего, все наладится, – подбодрила ее я. – Что бы то ни было, я уверена, что мы все исправим.

Она наклонилась, схватила свою сумочку, швырнула на стол и протянула мне кожаное фолио. Я открыла его, нервничая.

«На что я смотрю, черт возьми?» – думала я, листая страницы. Там были очень двусмысленные фото, в основном ступни, но иногда также ноги. Однажды я чуть не рассмеялась, но сдержала себя, видя огорченное лицо Клотильды.

– Клотильда, что происходит? Что это такое?

– Элла, мне так стыдно, – проговорила она сквозь слезы и снова отчаянно разрыдалась. Я никогда не видела ее такой. Между всхлипываниями пролилась правда. Клотильда позировала как парт-модель, демонстрирующая стопы. Поначалу все было нормально, в основном съемки для рекламы дизайнерской обуви – стопы у нее были действительно исключительно красивые – но потом она познакомилась со стилистом, который платил ей гораздо больше за своеобразные снимки, которые я видела в ее альбоме.

Она догадывалась, что он фетишист, но деньги были большие, и ей все это казалось скорее забавным. Так и было, пока papa Жан не увидел уже после Рождества ее фолио.

– Элла, он в бешенстве… Он сказал, что нельзя разжигать извращенные фантазии недоумков.

У меня сжалось сердце от жалости к подруге.

– Я пыталась объяснить ему, что люди могут наслаждаться так, как им хочется, и что пока на фотографиях нет моего лица, все нормально. Но он у меня такой правильный и такой консерватор. Он орал на меня и говорил, что мама была бы очень огорчена и разочарована, если бы увидела такие снимки. – Тут она снова отчаянно зарыдала, вздрагивая всем телом.

– Не беспокойся, – уговаривала я, гладя ее по плечу. – Он тебя простит, я уверена в этом. Ты можешь обещать ему, что больше не будешь позировать тому извращенцу?

– Все уже бесполезно; он знать меня не хочет. Отберет квартиру. Элла, что мы будем делать?

– Он хочет тебя выселить? – ахнула я, когда до меня дошло, что отцовский гнев затронет и меня.

Я всячески утешала Клотильду, но одновременно пыталась сообразить, что такого плохого было в ее действиях. Насколько я могла судить, фотки были вполне безобидными; конечно, их назначение, пожалуй, было чуточку менее невинным, но все было бы гораздо хуже, если бы на фотках было ее лицо. Теперь я поняла, почему она так секретничала насчет ее работы моделью, неуловимо ускользала на встречи и всегда прятала свое фолио в гигантской сумке.

– Но почему ты позировала для тех фоток? – спросила я. – Тебе это нравилось?

– Ну, сначала я делала это просто для моего приятеля, но потом стала получать новые предложения. Очевидно, люди с фут-фетишизмом могут узнавать чьи-то конкретные ноги. Мои пальцы стали популярными в определенных кругах…

После этого комментария у меня вырвался легкий смешок. Даже Клотильда сумела кротко улыбнуться, почти признавая абсурдность ситуации.

– Клотильда, на твоем месте я бы не волновалась. Твой отец обожает тебя. Подожди, когда он остынет, а потом попробуй снова извиниться.

– Элла, я не уверена, что на этот раз все сработает. Я никогда еще не видела его таким злым. Он сказал, что я должна научиться ценить тяжелый труд и деньги; что он не вечный и не всегда будет меня поддерживать.

– Может, тебе стоит реально подумать о работе моделью, а еще – не только твои ноги демонстрировать? – предложила я.

– Я не смогу, – ответила она. – Кому я нужна?

– Как кому? – возразила я. – Прекрасно даже твое лицо, измазанное косметикой.

* * *

Когда Клотильда выплакалась, я отправила ее в постель, чтобы она хорошенько выспалась, и пообещала, что мы придумаем утром какой-нибудь план, как уговорить ее отца. Я знала, что, если надо, мы найдем другую квартиру, так что это была не главная проблема – больше всего мне хотелось помочь ей помириться с отцом. Мне так нравились их сердечные отношения, и мысль о том, что papa Жан так разозлился на нее из-за каких-то глупых фоток, была просто невыносимой. Я подумывала, не позвонить ли мне ему, чтобы обсудить случившееся, но решила, что не должна вмешиваться.

Пойти к Сержу, с другой стороны, и извиниться за то, что не сказала ему про Гастона, было бы правильно. Я решила, что это будет первое, что я сделаю утром.

Но когда рассвело, после всего лишь нескольких часов беспокойного сна я была растеряна больше, чем когда-либо. Мне приснился Серж, он обнимал меня, гладил мои волосы и тихонько смеялся на ухо. Сон казался таким реальным и таким замечательным, что я проснулась, и мне показалось, что он действительно лежал рядом со мной в постели. Я даже включила лампу и убедилась, что это не так.

Я решила несколько недель избегать Сержа и его fromagerie, пока не сгладится воспоминание о неудавшемся свидании. Я была так счастлива с Гастоном и не хотела рисковать нашими отношениями.

К счастью для меня, в Париже была куча других сырных лавок, и я могла продолжать мою затею.

Глава 29

Через несколько дней после прискорбного «не-свидания»