Вкус Парижа - Виктория Браунли

– Похоже, твоя мама и правда скучала по тебе в Австралии, – добавил он. Я отметила, что мы незаметно перешли на «ты».

– Я тоже скучаю по ней, но я приехала сюда на год и хочу получить максимум от моей жизни в Париже. Мне не нужно, чтобы меня осуждали за решения, которые я принимаю.

– Ты приехала только на год? – удивленно спросил Серж и даже выпрямил спину.

– Угу, я тут по годовой визе.

– Ох, как жалко. Париж тебе к лицу, – вздохнул он и снова откинулся на спинку дивана.

Я сделала большой глоток бренди, упиваясь мечтой о том, что я стану парижанкой.

– Может, ты найдешь повод остаться тут подольше, – добавил Серж с лукавой усмешкой.

– Что ж, скрещу пальцы, – отозвалась я, думая о Гастоне, и лишь потом задумалась, что мог иметь в виду Серж.

* * *

Серж ушел за полночь, когда мне и самой стало казаться, что я только что прилетела из Австралии. Он пожелал мне счастливого Рождества и поцеловал на прощанье в обе щеки, ласково держа за плечи. Его шерстяное пальто было мягким и уютным, и под светом рождественской гирлянды в квартире я могла бы часами стоять, уткнувшись в него. Перед уходом он задержался на мгновение, словно хотел что-то сказать.

Беспокоясь, с чего бы это, я торопливо поблагодарила его за то, что он пришел, и тоже пожелала счастливого Рождества, добавив, что скоро зайду в его fromagerie.

Несмотря на усталость, мне не спалось. В моей душе спиралью нарастало смущение из-за слов Рэя. Я была в шоке, что мама могла приравнять мой отъезд из Австралии к поступку отца, бросившего нас и уехавшего в Америку. Мои намерения были совсем другими. Я не пыталась сбежать от ответственности; просто у меня был идиот-бойфренд, который бросил меня, чтобы «искать себя». В этом я была противоположностью моему отцу. Я в прошлые годы честно пыталась остепениться и наладить жизнь с Полом, а он меня кинул.

Хотя Рэй очень осторожно упомянул моего отца, я не знала, рассказала ли ему мама все, что могла. Зная, как сдержанно она всегда говорила на эту тему, я предположила, что Рэй, вероятно, сложил по кусочкам многое, что происходило до того, как он со своим чик-чик-секатором выплыл на нашу семейную сцену. Возможно, он был не таким простаком, за какого я его приняла поначалу.

* * *

Наутро нам с мамой было чуточку неловко.

– Знаешь, на будущий год я буду уже дома, – сказала я, наливая всем кофе в широкие чаши.

– Элла, я знаю, что тебе тут очень нравится, и я счастлива за тебя. Просто мне не хочется, чтобы ты считала, что сбежать за моря в поисках удовольствий – ответственный поступок в твоем возрасте. Ну, взять хотя бы твое увлечение сыром. По-моему, это чуточку смешно. – Она пожала плечами, не совсем избавившись от своего разочарования.

– Успокойся, мама, у меня всего лишь годовая виза. Я вернусь в Мельбурн и остепенюсь, не успеешь ты и оглянуться. Если только, конечно, я не найду тут роскошного француза и не выйду за него замуж… – заметила я в шутку. Мне представилось, как мы с Гастоном идем сквозь метель из конфетти, но я отодвинула в сторону эту соблазнительную картинку. Мне пока еще слишком рано надеяться на это.

– Не смеши меня, Элла. Ты не выйдешь замуж за француза, – рассердилась мама.

– Ну, переезд в Париж был одной из лучших вещей, какую я могла сделать, – искренне сказала я.

– Только не устраивайся тут слишком комфортно. Ты никогда не сможешь убежать от своих проблем. Это больно для тех, кого ты оставляешь позади.

Я обняла ее и повторила, кажется, в миллионный раз, что не успеет она опомниться, как я буду дома.

– И не бойся, я не исчезну тут в какой-нибудь коммуне художников, – нерешительно вставила я, боясь переступить черту допустимого.

– Я знаю, Элла, дорогая. Я знаю.

* * *

Мама и Рэй улетели через несколько дней после Нового года, рука об руку, довольные, что возвращаются домой к солнцу и теплу. Я проводила их на самолет в аэропорту Шарль де Голль, помахала им рукой и пожелала безопасного полета. Провожая их, я думала, что Рэй мне вообще-то понравился. Он был надежный, сильный и, казалось, занял особое место в сердце моей мамы. Я была уверена, что они счастливы друг с другом, и тихонько надеялась, что теперь мама заботилась о Рэе и у нее не будет времени дергать меня и тянуть домой.

Возвращаясь на метро в Париж, я просматривала старые сообщения от Гастона. Я писала ему несколько раз в рождественские дни, но почти ничего не получила в ответ, кроме одного звонка, когда он сказал, что ему хочется скорее вернуться в Париж и увидеть меня. Я была в восторге, мне не терпелось узнать, что ждет нас с ним дальше в этом году, и я ждала его возвращения. Меня подмывало написать ему снова, но я не хотела показаться отчаявшейся – хотя на деле была уже на грани, – поэтому я заглянула в соцсети, чтобы отвлечься, глядя на чужие праздничные фотки.

Я открыла собственный аккаунт, на котором был выставлен снимок поразительной сырной доски с нашего праздничного ужина в Канун Рождества. Я подумала о Серже – хорошо ли ему проводить время с друзьями на Луаре. Странно было представлять его за пределами Парижа. Он был такой милый и искренний, когда мы болтали с ним после того, как мама и Рэй ушли спать, и я вспоминала, как он заступился за меня перед мамой.

Мне действительно хотелось проводить больше времени с ним в его сырной лавке. Хотя теперь, когда мы перешли на следующую ступень и стали друзьями, которые видятся за пределами сырной лавки, может, он будет еще чаще появляться в моей жизни. Эта мысль меня очень обрадовала.

Часть четвертая

Ранняя пташка ловит червячка, а в это время мышка добирается до сыра.

Вилли Нельсон

Глава 27

Недели, последовавшие за Рождеством и Новым годом, прошли в ураганной активности. Слава богу, я была слишком увлечена работой, поеданием сыра и занятиями любовью с Гастоном, чтобы замечать, как холодно в Париже. Даже когда у меня немели кончик носа и пальцы, я ничего не имела против, потому что готовилась ментально и физически к моей первой во Франции лыжной эпопее – поездке «на снега».

Гастон пригласил меня на несколько дней в Альпы, в лодж, которым он владел на паях с друзьями – потому что у него, конечно