Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

я вынуждена тебя побеспокоить по еще одному вопросу – сопроводи эту Гу-мэймэй домой.

Только сейчас брат заметил позади меня Гу Цайвэй и вздрогнул. Гу Цайвэй залилась краской от смущения и молча опустила голову. Глядя им вслед, я беспомощно улыбнулась. В этом мире столько грустных людей – хватило бы одного. Окружавшие меня слуги отступили.

Я встала прямо перед Цзыданем, но он как будто не видел меня. Он налил себе вина и поднял чарку. Бледная и тонкая рука, сжимавшая чарку, мелко подрагивала. Я выхватила бутылку из его руки, задрала голову и отпила прямо из горлышка. Вино лилось водопадом, стекая на мое лицо и тело. От горечи терпкого напитка на глаза навернулись слезы. Цзыдань подался вперед и схватил меня за рукав. Поперхнувшись, я резко отдернула руку и отбросила бутылку прочь – ударившись о стену, та разлетелась на куски.

– Раз так хочешь напиться – я составлю тебе компанию.

Я холодно посмотрела на него. Слова эти показались мне такими знакомыми, что сердце будто полоснули ножом. Цзыдань никогда не умел пить – когда он научился пить такое крепкое вино? Он смотрел на меня пьяными глазами, и сквозь застилавшую его глаза дымку я увидела мерцание, точно блики на воде.

– Кто ты?.. А-У не такая, как ты… Ты – не она.

Цзыдань смотрел прямо на меня. Его лицо, и без того белее бумаги, стало еще более бледным.

Душу мою разрывало от тоски, но я не могла сдержать горькую, но все же улыбку.

– Да, я больше не та А-У, что прежде! И ты больше не тот Цзыдань, которого я знала!

– Ты… – Цзыдань широко распахнул глаза в изумлении. – Ты похожа на императрицу!

Губы его тронула слабая улыбка. Он упал на кресло, растрепанные волосы рассыпались по его плечам, а лицо исказилось от печали.

– Но как А-У стала так похожа на императрицу? Я так пьян… А-У не может измениться. Она говорила, что будет ждать меня во дворце Яогуан!

Как же хотелось, чтобы он замолчал! Голос его был подобен казни «тысячи надрезов»! Поджав губы, я подняла со стола чарку, наполовину заполненную вином, и выплеснула ему на лицо.

– Цзыдань! Смотри внимательно! А-У давно изменилась! Все изменились! Только ты не хочешь меняться!

Вино капало с его бровей, стекало с лица. Он поднял голову, закрыл глаза и улыбнулся. Из уголка его глаз текли слезы.

Подавив печаль в сердце, я сказала с улыбкой:

– Один человек как-то сказал мне, что нет в мире ничего ценнее жизни! Пока ты жив, есть надежда! Я столько сил положила, чтобы ты мог наслаждаться жизнью, но ты… как ты мог так навредить себе?..

У меня не было сил продолжать. Замолчав, я отошла в сторону.

– Если ты думаешь, что я не смогу смириться с тем, что ты продолжаешь вредить себе… как же ты ошибаешься!

Я решительно отвернулась – я больше не могла смотреть, как он запускает себя, как уничтожает себя. Мне достаточно лишь раз взглянуть на него, чтобы сердце мое сжалось от невыносимой боли.

– А-У!

Я услышала, как он позвал меня. От его голоса у меня едва не навернулись слезы на глаза. Сердце мое замерло в груди, и вдруг я едва не рухнула на землю – он подошел ко мне со спины и крепко обнял. Его холодные губы коснулись моей шеи, его горячие слезы затерялись в моих волосах. Он целовал меня отчаянно, жарко, долго… Его объятия – знакомые до боли, вызывающие самые счастливые, но самые болезненные воспоминания, из которых не выбраться.

– Не уходи, не оставляй меня!

Его руки сомкнулись вокруг моей талии так крепко, что я не могла пошевелиться. Он будто вложил все свои силы, чтобы удержаться на плаву, чтобы не упасть. Будто он цеплялся за спасительную соломинку…

– Все изменилось, нет пути назад! – Я закрыла глаза и разрыдалась. – Цзыдань, прошу, опомнись! Молю – продолжай жить дальше!

Я чувствовала, как он дрожал. Он обнимал меня так крепко и не отпускал, я даже перестала сопротивляться – просто застыла в его руках. Через какое-то время я не выдержала и, стиснув зубы, решительно вырвалась из его рук и выбежала из дворца без оглядки.

Преступления пленных, которых доставили из Цзяннани в столицу, подтвердились. В тот же день, согласно высочайшему указу, они были приговорены к смертной казни, а их родственников либо сослали в далекую пограничную глушь, либо свезли в монастыри. Что до сообщников – на кого не собрали достаточно доказательств, тех кинули в темницу и подвергли жестоким пыткам. Сообщники либо дали признательные показания, либо из ненависти к власти покончили с собой. Менее чем за два месяца золотые ветви и яшмовые листья прежнего императора утонули в грязи и вскоре зачахли.

Жители округа Юэ первыми сообщили, что увидели в небе счастливое предзнаменование – с севера в небе проплыли облака-драконы, и величие их заслонило солнце. Следом за ними жители других округов принялись говорить о «счастливом предзнаменовании» в небе. Кто-то сказал, что белый тигр Бай-Ху [78] сошел с южных гор и взмыл в небо пурпурным светом. А кто-то – что царь черепах высунулся из реки Лошуй, чтобы поведать тайны природы… В какой-то момент на столичном рынке все начали напевать народные песни. Строчка из самой популярной песни гласила: «Закончится вино – погаснут две свечи». Звучит как самая обычная песня тех, кто любит на пиршестве испить вина. Но среди людей были и те, кто считал эту песню весьма красноречивой. Иероглифы в «закончится вино» – омофон словам «благословленный трон». А «свеча» – это «хозяин». В этом выражении был скрытый смысл, и по-другому оно звучало так: «Когда у благословленного небом трона истощаются силы, два хозяина сломят его».

Когда эта песенка стала звучать на всех перекрестках и в переулках, слова ее дошли и до дворца – что не всем, разумеется, понравилось.

Сяо Ци никак не комментировал, о чем говорили люди в округах, и делал вид, что не знает ни о какой песне. Придворные не понимали ход его мыслей, тайно строили догадки, но не решались делать замечания.

Как всем было известно, маленький император тяжело болен и очень слаб. Он жил во внутренних покоях дворца в окружении лекарей. Ветви императорской фамилии были обрублены под корень, а на престоле царствовал ван.

Павильон Фуюнь засыпало золотом листьев.

Мы с братом прекрасно проводили время и решили поиграть в облавные шашки.

Брат начал играть с черных камушков. В самом начале он постарался захватить побольше