Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

партии императора. Сяндун-хоу, вероятно, даже подумать не мог о том, что лишится своего богатства и жизни из-за простой служанки.

Когда доказательства его вины подтвердились, Сяо Ци приказал немедленно заключить Сяндун-хоу в тюрьму и через семь дней обезглавить его. Пятнадцать его сообщников также были приговорены к смерти, а остальных фигурантов заговора понизили в должности и в соответствии с законом сослали прочь из дворца. История о покушении на Сяо Ци длилась больше месяца, и с последней казнью все утихло. Остатки прежней партии императора были стерты с лица земли, словно проливные дожди смыли увядшую листву.

Искренние чувства

Летний зной постепенно отступал, сменяясь равнодушной прохладой осени.

Брат вернулся в столицу в последний день сезона дождей. Солнце согревало поля, над головой распростерлось чистое лазурное небо, облака неторопливо тянулись к горизонту.

За воротами Чаоянмэнь развевались сигнальные флаги и золотой императорский штандарт. В сопровождении подчиненных прибыл главный руководитель по укреплению реки, исполнявший высочайшее повеление императора, Цзянся-ван. Пурпурное одеяние и накидка из струящейся парчи старшего брата развевались на ветру, покачивалась нефритовая подвеска на его поясе. Этот мужчина – небесное светило, очаровавшее несметное множество столичных девиц, – мой гордый старший брат.

Я стояла у ворот и пристально смотрела на брата. Мягкий климат и туманы Цзяннани не только подарили ему романтический дух, но и вырезали на его лице немного спокойствия. Сяо Ци и брат плечом к плечу ступили на обнесенную стенами дорогу. Брат чуть склонил голову, посмотрел на меня и улыбнулся. Его красивые густые брови были слегка приподняты. Сейчас он очень походил на своего восхитительного отца, который превосходил по рангу всех. Здесь и сейчас двое моих самых близких и любимых мужчин, наконец, были снова рядом, рука об руку ступая во дворец.

Не успев смыть с себя пыль дорог, брат спешно отправился в Цыань-сы, чтобы отдать поклон почившей матери. Перед гробом матери мы – старший брат и младшая сестра – снова встретились и посмотрели друг на друга. Мы будто чувствовали на себе ласковый взгляд матери.

Беззвучно минули еще четыре времени года. Матушка скончалась, старший брат вернулся домой, а я прорвалась сквозь ветра и иней [75], что кинжалу подобны.

– А-У, – тихо позвал меня брат. Глаза его были полны печали.

– Мой старший брат в самом деле такой глупый, – сказала я, чуть улыбнувшись и опустив голову ему на плечо. – Только и может, что дурачить свою сестренку.

Он погладил меня по голове и прижал к себе.

– Глупая девчонка, как всегда самолюбивая и дерзкая.

Я закрыла глаза, нежно улыбаясь.

– В кого ты таким глупым уродился?

– Столько лет ты терпела обиды. – Он тихо вздохнул. Я чувствовала, как от его одежды исходил едва заметный аромат гибискуса. – С этих пор старший брат всегда будет рядом и никому не позволит обижать тебя.

Прижавшись к его плечу, я зажмурилась, стараясь сдержать слезы.

Когда старший брат вернулся в столицу, среди нескольких его наложниц я вдруг приметила ребенка. Наложница Чжу Янь родила моему брату очаровательную дочь по имени Цинъи. Старший брат сказал, что из всех его детей только Цинъи похожа на меня в детстве. Не знаю, из-за этих ли слов, но даже Сяо Ци, всегда избегавший детей, влюбился в этого ребенка.

Вечером, искупавшись, я распустила мокрые волосы и лениво откинулась на парчовую спинку лежанки. Сяо Ци сидел рядом, читал бумаги и свободной рукой медленно поглаживал мои волосы.

Я задумалась об очаровательной Цинъи, как вдруг мне пришла идея:

– Может быть, удочерим Цинъи и будем растить как нашу дочь?

Сяо Ци замер, взгляд его мгновенно похолодел.

– Прежде чем воспитывать чужих детей, нам стоит сначала о себе позаботиться. Не выдумывай.

Я опустила голову и ничего не ответила. Притянув меня к себе, он нежно посмотрел на меня и сказал:

– Когда ты поправишься, у нас обязательно будет свой ребенок.

Я посмотрела на него, выдавила улыбку и сказала:

– Цинъи рождена не от главной жены. Когда старший брат женится, неизвестно, сможет ли его будущая жена принять ее.

Сяо Ци улыбнулся и ответил:

– Сложно сказать. У Ван Су много наложниц, но, если будущая Цзянся-ванфэй будет такой же ревнивой, как ты, боюсь, у них дома не будет спокойной жизни.

Увидев, как я подняла брови и пристально посмотрела на него, Сяо Ци тут же взял все свои слова обратно и сказал с улыбкой – Очевидно же: когда говорят, что у мужчины из Ци счастливая судьба [76], – все это лишь сказки рассказывают.

– Правда? Знаю я одного человека, который раньше считал иначе. – Я с улыбкой покосилась на Сяо Ци.

Сяо Ци неловко кашлянул.

– Это старая история, ни к чему поминать прошлое…

На десятый месяц второго года правления императора Юнли Сянь-ван возглавил трехсоттысячное войско и несколько десятков маршалов, и они вернулись ко двору с победой. Пленных с юга также препроводили в столицу – прежние ваны и сановники вернулись домой в цепях. Народ страстно желал увидеть виновников войны.

Сяо Ци и все официальные чины покинули город, чтобы вместе приветствовать Сянь-вана. Также они объехали военные лагеря, чтобы вознаградить солдат. Сяо Ци исполнял обязанности регента при дворе, он стоял выше всех в правительстве, но он не смог отказаться от воинской славы.

Ореол заходящего солнца слепил глаза. То, что должно было произойти, в конце концов произошло.

Я стояла в главном зале резиденции Сянь-вана, прикрыв глаза, вспоминая события у ворот Чаоянмэнь. Мощь и слава могучих воинов, флаги и знамена, заслонившие солнце, – великолепное зрелище. В ярких лучах я видела лица великих героев – надменный Сяо Ци, презирающий врагов. Мой высокомерный изящный старший брат. Сун Хуайэнь – молчалив, но решителен. Резкий, как стрела, Ху Гуанле… Был там еще один человек…

Я медленно вышла из зала и ступила на красную дорожку, застеленную поверх золотого песка на узкой, обнесенной стенами дороге. За моей спиной взметнулась золотая накидка из шелковых нитей, и я повела за собой людей навстречу повозке Цзыданя.

Перед резиденцией стоял почетный караул. Брат в одеждах белее снега ехал впереди на белом коне с пурпурной уздечкой и резным седлом. Он был прекраснее нефрита, точно божество ветров. За ним ехала повозка с парчовыми занавесками. Цзыданя нигде не было видно. Я растерянно посмотрела на брата. Он спешился и отошел в сторону.

Придворный евнух громко пропел:

– Приветствуем его высочество Сянь-вана!..

Сопровождающий повозку слуга поднял парчовую занавеску. Руки слуги коснулась бледная тонкая рука. Изнутри раздался приступ кашля.