Подкати ко мне нежно - Карли Робин

– Видишь? Из-за тебя Лукас решил заняться самоистязанием водой. Ты этого хочешь, Холлис?

У меня дернулась губа. Ему никогда не надоедало излишне драматизировать. Он так себя вел с тех пор, как ему исполнилось восемь.

– Мы не можем быть просто латуком и томатами, – заныл он, меняя тактику. Выпятив нижнюю губу, он пихнул меня в руку. – Нам нужен наш бекон.

Элла как-то отметила, что наши совместные инициалы читаются как «БЛТ»[37], прямо как сэндвич, и с тех пор Тео только так нас и называл. Он всерьез пытался привлечь мое внимание криками «Бекончик!». Я даже не знал, что мне нравится меньше, это или Блейки Блейк.

– Только попробуй назвать меня латуком еще хотя бы раз, – прошептал Лукас себе под нос.

Я как никто другой ненавидел пресс-конференции, но на этот раз я был даже рад приступить к делу. Все что угодно, лишь бы Тео наконец перестал донимать меня, что это не «просто ужин». Я не был уверен, сколько еще раз смогу повторить, что это «просто ужин». Просто ужин с другом, просто так уж получилось, что присутствие этого друга заставляет мой член пульсировать.

Когда мы с Эллой приступили к ужину, я уже почти забыл о намеках Тео. Ресторан был маленьким, но стильным. Стены уставлены бутылками вина, а столы украшены черными скатертями и свечами. Простенько, но со вкусом. У них не было меню, и единственное, что спрашивали официанты – это степень прожарки вашего стейка. Все просто. А поскольку фришка здесь подавалась в неограниченном количестве, Элла вела себя так, словно попала в рай. Да, теперь я тоже иногда называл картошку фришкой. «Ну и ладно».

Несмотря на маленькое меню, наш официант возникал у столика каждые десять минут. Я обстоятельно наслаждался заказанным виски, но, если он еще раз вот так взглянет на Эллу, я разобью стакан об его голову. А может, просто разобью стакан, а затем воспользуюсь осколком, чтобы отрезать ему член. Я иногда не против проявить изобретательность. Он пожирал ее глазами так, словно меня рядом не было. И пусть даже мы друзья и у меня нет никаких причин злиться, это банально невежливо. Я его не винил, учитывая, как сам заводился, стоило ей оказаться неподалеку – какой-то охотничий инстинкт или что-то в этом роде – но это к делу не относилось.

– Вас все устраивает? – спросил он, полностью игнорируя меня. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не стереть эту самоуверенную улыбочку с его лица ударом кулака.

– Он флиртует с тобой, – заметил я, после того как официант ушел. – Внаглую.

Элла сморщила нос.

– Определенно нет. Он просто дружелюбный.

– Не хотите ли вы послушать про наше вкуснейшее «Монтепульчано д’Абруццо»?[38] – спародировал я официанта, повысив тембр голоса. – У него такой глубокий цвет и сочный вкус с мягкими, ненавязчивыми танинами. Оно определенно приведет вас в восторг.

Она закатила глаза.

– Ты спятил.

Владелец ресторана подошел к нашему столику, чтобы поприветствовать нас. Я уже бывал здесь, так что он меня помнил. Ему мгновенно понравилась Элла, которая двадцать минут расспрашивала его о жизни. Учитывая продуманность ее вопросов и искренний интерес к ответам, она явно не ошиблась, избрав в качестве карьерного пути журналистику.

Где-то посреди ужина Элла сообщила, что у нее есть действительно важный вопрос. Я нерешительно кивнул. Я никогда не был полностью готов к любому из ее вопросов. Я быстро проглотил кусочек стейка – не хотелось подавиться, если вопрос застанет меня врасплох.

Ее глаза вспыхнули от волнения.

– Ну хорошо, какой была бы твоя последняя трапеза смертника?

Какого бы вопроса я ни ожидал, точно не этого. С моих губ сорвался удивленный смешок, и, как только он вырвался, эту лавину было уже не остановить. Я согнулся пополам от смеха, мой пресс напрягся как после часа тренировок в зале с Сэмом. Когда я, наконец, смог прийти в себя, Элла с восторгом таращилась на меня. Она наклонила голову набок, а глаза сверкали от восторга.

– Ты же знаешь, что такое последняя трапеза? – уточнила она. – Это последний обед перед тем, как тебя казнят за преступления.

– Да, Элла. Я знаю, что такое последняя трапеза. Я же британец, а не тупой.

Элла цокнула языком и медленно покачала головой.

– После последней гонки я осмелюсь с тобой не согласиться. Обгон Лукаса на пятидесятом кругу был крайне рискованным. Ты едва не получил пятисекундный штраф, а тогда бы ты не попал на подиум. И какого черта ты подрезал Тео на двадцать втором кругу? Мудацкий ход, как ни крути.

Моя шея немного покраснела, угрожая выдать мое удовольствие от ее слов. Было что-то невероятно сексуальное в том, как Элла говорила о гонке. Да, это ее работа, но я все равно наслаждался тем, что она следила за моим прогрессом.

– Победа есть победа, – я решил сфокусироваться на этой части, а не на той, где она назвала мой стиль вождения тупым, хотя именно так я себя и повел. Андреас с меня десять шкур содрал еще во время гонки, а затем устроил еще одну головомойку, не дав даже высохнуть брызгам от шампанского.

– Так вот, последняя трапеза – это то, что ты выбираешь в качестве своего последнего ужина на Земле. Нет ничего невозможного. Но входят в нее только две закуски, одно основное блюдо, два гарнира, десерт и два напитка. Ну, по крайней мере это те правила, которым следую я.

Хм-м, интересно. На этот вопрос я мог бы ответить. Однако, учитывая, как Элла отнеслась к большинству моих снэков, я понятия не имел, насколько строго она оценит мой выбор блюд. Она аж поперхнулась, когда я добавил гороховый протеиновый порошок в смузи. Я же не песок туда положил, в конце концов.

– О, кстати. И хотя это не тест, если ты скажешь «Ла Круа»[39], ты автоматически попадешь в черный список. Потому что на вкус она как подслащенное статическое электричество, и любой, кто утверждает иное – жуткий лжец.

Я фыркнул, прикидывая варианты. Проклятье, это оказалось сложнее, чем я думал.

– И…

Я застонал и прислонил ко лбу ладонь.

– Да дашь ты мне минуту тишины, чтобы подумать, или нет?

– Еще одно уточнение! Последнее! Обещаю. – Она сделала драматическую паузу, затем понизила голос: – Ты не можешь сказать «киска». – Ее щеки очаровательно покраснели. – Это неприемлемый ответ для последней трапезы.

Я поперхнулся водой.

– Тебе никто никогда не говорил, что у тебя потрясающе грязный рот?

– Нет. У меня даже кариеса никогда не было.

– Кто вообще выбирает «киску»