Бесишь меня, Ройс Таслим - Лорен Хо

ты со всеми мил и вежлив, демонстрируешь всем гладкую поверхность, на которой нет ряби, но я-то знаю, что под всей этой с виду тихой водой гуляют волны, которые могут утопить.

– Вот это да. Хм, а тебе не кажется, что ты слишком много проецируешь? – спрашивает Таслим, пристально глядя на меня. – Думаю, о тебе я могу сказать то же самое, мисс Я-Держу-Свои-Карты-При-Себе.

– Я очень открытый человек, – отвечаю я, скрещивая руки на груди и прищуриваясь. – Просто, в отличие от тебя, не пытаюсь быть милой со всеми.

– Это точно, не пытаешься, – соглашается он.

– Ладно, к чему ты клонишь? – Я начинаю выходить из себя.

Таслим поднимает руки в жесте притворной капитуляции.

– Послушай, я искренне сожалею о том, как вел себя в комедийном клубе. Я был на взводе. – Таслим теребит край своего поло. – И ты застала меня врасплох в сложный момент. Это был мой первый пятнадцатиминутный сет, закончившийся полным провалом, потому что я вдруг увидел того, кто хорошо знает меня как Ройса, и это выбило меня из колеи. И это была ты. Знаешь, ты была такая, м-м, устрашающая. В любом случае я вовсе не оправдываю свое поведение, не пойми меня неправильно, я просто… Это все… я хочу сказать, что… мне очень жаль, что так вышло.

– Я – устрашающая? – спрашиваю я в замешательстве. – Почему? Из-за моего выражения лица «победитель на отдыхе»?

И я тестирую взгляд «победителя» на Ройсе. Покраснев, он отводит глаза и откидывается на спинку сиденья.

– Забудь.

Я отмечаю, что у Таслима потрясающие ресницы. Неудивительно, что он так хорошо метает копье – с такими ресницами защита от яркого света обеспечена. Мой взгляд скользит по рельефным мышцам его груди, которые хорошо видны под рубашкой-поло, даже несмотря на его полулежачее положение. Вау, они действительно… видны.

Я заставляю себя думать о морских огурцах, впадаю в панику из-за их вытянутой формы и быстренько начинаю думать о колючих морских ежах. В морских ежах нет ничего привлекательного. Ничего. Ну… если только ты не доберешься до их мягких внутренностей.

Мысленно принимаю стойку «смирно» и вдруг понимаю, что все это время мои глаза были прикованы к груди Таслима. Отвожу взгляд и смотрю на его брови, которые, как я напоминаю себе, в лучшем случае похожи на пушистых гусениц.

– Итак, что вы думаете о смертной казни? Бывает ли она оправданна? Обсудим!

Таслим смеется солнечным, хрипловатым смехом.

– Ох, Агнес Чан, – говорит он, отсмеявшись. – Никогда не знаешь, что от тебя ждать.

Некоторое время мы следим за тренировкой «вспышек» молча. Ройс проводит ногтями по невидимому пятну на джинсах.

– И да, помнишь, что я тебе говорил. Я бы с удовольствием с тобой позанимался. Я имею в виду, понимаешь… не то чтобы мечтал, нет, но был бы рад. В общем, я бы очень хотел помочь тебе улучшить оценки и с учебными заданиями, чем смогу. Если твой средний балл для колледжа, в котором ты числишься в списке ожидания, повысится, это может сыграть свою роль.

– Это… – Я колеблюсь, ерзая на сиденье. – Я не хочу… То есть я хочу, но… но типа только если ты позволишь мне заплатить тебе, – быстро выпаливаю я.

– Чан, весь смысл работы студентом-наставником как раз в том, чтобы не брать плату.

– Я хочу… для меня это важно.

– Хорошо, – мягко говорит Ройс. – Я не приму ни денег, ни какого-либо другого вознаграждения, но ты можешь, не знаю… м-м, – Таслим делает задумчивое лицо. – Ты играешь в CounterFlash: Hardboiled?

– Да. По-моему, в нее все играют, разве нет?

– Определенно нет, – усмехается он. – Какой у тебя уровень?

– Семьдесят третий.

– Обалдеть, – бормочет Таслим.

– Да. В первые две недели после травмы мне было почти нечем заняться.

– Отлично. Тогда заплатишь мне из игровых трофеев, – говорит он. – Один предмет. Возьму его из твоей заначки.

Я мысленно просматриваю свои запасы. Есть там у меня несколько штучек, которые стоят больших денег, и пара довольно удачных находок – это риск, ведь неизвестно, насколько жадным окажется Таслим. Но мне больше нечего предложить.

– Договорились, – киваю я.

Мы назначаем дату на четверг после уроков, и тогда в следующий понедельник, если все пройдет хорошо, состоится второе занятие. Заниматься мы будем как минимум два раза в неделю по три часа. Экзамены в конце семестра будут примерно через два месяца, и если я буду стараться изо всех сил, то смогу повысить свою твердолобую четверку по биологии и алгебре как минимум до пятерки. В этом случае все может измениться и у меня появится шанс попасть в колледж из запасных вариантов.

Наш разговор прерывают крики моих бывших подруг по команде, и мы наблюдаем за переполохом. У девочек первый перерыв, чтобы отдышаться и попить, а Сурайя показывает всем ролик на своем телефоне, который заставляет «вспышек» разразиться хриплым смехом.

– Я скучаю по всему этому, – тихо говорю я.

Таслим поворачивается и смотрит на меня.

– Что?

– Я… я… это… – Глаза у меня снова наполняются слезами, и я опускаю взгляд. – Просто… Я не… ну, мои друзья… Я почти не вижусь с ними после аварии.

Да, девочки из команды прислали мне сообщения, выражая сочувствие, и открытки, которые сделали сами, все вместе, но это и все. Они больше не приглашали меня пообщаться или потусить после занятий или тренировки, как это было раньше.

– Я скучаю по ним.

Это признание помогло мне осознать ситуацию. Я закрываю глаза, горло сжимается, и я проглатываю остаток своей речи и наклоняюсь, чтобы поправить шнурки.

– Ну, – отвечает Таслим после паузы, – если бы они хоть немного были твоими подругами, то бы уделили тебе больше внимания. Я бы точно так сделал.

Я все еще сижу, склоняясь над шнурками, пытаясь скрыть слезы, и вдруг чувствую на своем плече ладонь. Ладонь Таслима. Теплую и крепкую. Она немного задержалась у меня на плече. Я замираю, и с ногами у меня тоже что-то не то – мне кажется, они внезапно превратились в желе. Пытаюсь заговорить, сказать ему, чтобы он убрал руку, но не могу. Я молчу. Какое-то время мы остаемся в этой неловкой позе, и наши скованные тела олицетворяют невысказанные слова.

– Давай, держись, Чан.

Я хмыкаю, как мне кажется, дружелюбно. Затем смотрю на его ноги в кроссовках, которые шагают к выходу. Он уходит.

Я сажусь, все еще дрожа, и пытаюсь взять под контроль свои эмоции.

«Дыши», – говорю я себе. – «Бейся нормально», – а это уже сердцу.

Но мое тело не слушается меня. Я снова опускаюсь на сиденье и смотрю на своих бывших сокомандниц,