Шрам - Эмили Макинтайр

Но стражник лишь горделиво вскидывает подбородок:

– Послушайте, я ведь не плотник. Думаю, вам нужен…

Подойдя к нему вплотную, я толкаю его в плечи металлическим ключом, точно скот, ведомый на убой. И только когда он оказывается в камере, я отбрасываю всякое притворство и громко захлопываю за нами дверь – с такой силой, что от бетонных стен отзывается эхо.

Стражник пытается вернуться к двери.

– Ваше высочество? Я…

Потянувшись к уху, я достаю самокрутку, вытаскиваю из кармана спички и чиркаю о коробок. При виде пламени все мое нутро наполняется удовольствием.

– Энтони. – Поднеся к губам сигарету, я прикуриваю и окидываю его взглядом от пальцев ног и до белокурой макушки. Его внешний вид соответствует званию командира: черно-золотая форма смотрится эффектно, в центре груди красуется лев – герб Глории Терры. – Энтони, – повторяю я, – неужели ты думаешь, что я настолько глуп, чтобы спутать плотника с членом королевской армии?

Тот поджимает губы:

– Нет, просто…

– Впредь ты будешь обращаться ко мне должным образом. Ваше высочество. Хозяин. – Я беру паузу. – Или мой повелитель, если тебе так угодно.

Тот замирает: он наверняка распознал нотки гнева, сквозящие в моем тоне.

– П-повелитель? – переспрашивает он.

– А ты не согласен? – Вздернув подбородок, я выпускаю в воздух струйку дыма, после чего направляюсь к нему. – Что ж, у меня есть и другой вариант. Обычно его используют аристократы низшего сословия, но в данном случае он как никогда кстати. Спаситель.

Я подхожу вплотную.

Стражник отступает, тянется к бедру и выхватывает оружие, но его движения неуклюжи и резки, и прежде чем он успевает навести пистолет, я обхватываю пальцами его запястье и выкручиваю руку. Энтони вскрикивает, роняя оружие на бетонный пол. Я же продолжаю давить, пока его сопротивление не ослабевает и пальцы не становятся вялыми, как бесполезный кусок мяса.

– Знаешь, что я выяснил? Большинство людей перед смертью молятся о том, чтобы найти своего спасителя, – продолжаю я, понизив голос до шепота. – И я готов им стать.

Хотя освещение в подземельях тусклое, маленькие лампы, расположенные снаружи камеры, все равно освещают камеры через окошко в железной двери. Я вижу, как приглушенный свет поблескивает в слезах, стекающих по его лицу.

– П-пожалуйста, ваше в-высочество, – заикается он.

– Ай-ай-ай. – Я снова надавливаю на запястье, вынуждая его застонать. – Сначала склонись передо мной, Энтони, командующий королевской армией.

Тот падает как мешок с картошкой. Его плечи поднимаются и опускаются вместе с рыданиями.

Глядя, как он корчится возле моих ног, я подношу сигарету ко рту и снова затягиваюсь, наслаждаясь легким головокружением.

Я пинаю ногой пистолет, отбрасывая его подальше, а потом обхожу содрогающееся тело мужчины.

– Довольно слаб для командира? – спрашиваю я. – А знаешь, я ведь отпущу тебя, если ты расскажешь, что видел в том коридоре.

– Ничего, – выдавливает он сквозь стиснутые зубы. – Я ничего не видел.

Я посмеиваюсь, стоя у него за спиной.

– Я тебе не верю. Даже у стен есть глаза и уши.

– Клянусь, я…

– В глубинах наших лесов стоит заброшенная хижина. Когда я был мальчишкой, я частенько туда сбегал. Ты знал об этом?

Дыхание стражника становится прерывистым, но он молчит.

Тогда я хватаю его за затылок и резким движением запрокидываю голову лицом к потолку. Дым от сигареты вьется между моими пальцами, окутывая его голову.

– Отвечай на вопрос.

Он стискивает зубы:

– Нет, я не знал…

– Еще бы. Никто не знал. Всем было настолько плевать на маленького принца Тристана, что они даже не задумывались, где я находился и чем занимался.

Я толкаю стражника на пол – тот падает всем своим весом на сломанное запястье и со стоном подносит к груди обмякшие пальцы.

– Наши туннели ведут к этому дому. Скажи, это ведь неспроста?

Задрав голову, я жду ответа, но кроме всхлипов он ничего не произносит. Бурлящее раздражение сковывает мои мышцы.

Я понижаю голос:

– Мне кажется, или я просил отвечать на вопросы, Энтони?

– Да-да, это неспроста! – Его голос надламывается. Очевидный страх, сквозящий в его тоне, провоцирует меня на улыбку.

– Часами напролет я сидел в этой хижине. Обычно я брал с собой этюдник и рисовал до онемения пальцев. Это было единственное спокойное место, где я мог спрятаться от издевательств. – Я приседаю, хватаю его за плечи и сажаю ровно. – И мне разрешали убегать, хотя все прекрасно видели, что на самом деле творилось. Просто им было плевать. – Я пожимаю плечами. – Или они думали, что одиночество поможет моему «хрупкому душевному состоянию».

От воспоминаний меня начинает мутить.

Я затягиваюсь.

– Но некоторых людей невозможно спасти. А тебя, Энтони, можно? – Дым сочится у меня изо рта.

Стражник кивает.

– Все так говорят. – Я кладу пальцы на впадину между его ключицами. – Если я надавлю, ты упадешь и начнешь задыхаться – правда, через несколько мгновений тебя отпустит. А ты знаешь, каково это – задыхаться несколько часов подряд?

– Нет, – хнычет он.

– Могу показать, если хочешь. – Я выдерживаю паузу. – Или ты можешь признаться мне и надеяться, что я стану твоим спасителем.

Его глаза сужаются, но даже сквозь боль в них сквозит непокорность:

– Ты не спаситель. Ты просто обезображенный выродок.

На меня обрушивается волна ярости, и прежде чем я успеваю опомниться, уже бью его в челюсть. Звук удара перстней о кость разносится по бетонной комнате.

Мужчина падает на бок, захлебываясь хлынувшей кровью, и тут же сплевывает выбитый зуб. Не обращая внимания на его стоны, я поднимаю ногу и бью его по лицу. От нескончаемых ударов у меня напрягаются мышцы живота, но я все равно продолжаю, чувствуя, как под каблуком ломается его кость.

Вокруг моих ног собирается алая лужа – я отступаю, закрывая глаза и задыхаясь от огненного гнева, который к этой минуте накрыл меня с головой.

– Меня всегда недооценивают. – На этот раз я надавливаю ногой на запястье, прямо над сломанной костью. – Но ты ошибаешься, Энтони. Ведь прямо сейчас я твой бог.

Я давлю сильнее, отчего он стискивает зубы и издает протяжный стон.

– Не стесняйся, милый, – смеюсь я. – Можешь кричать изо всех сил: тебя никто не услышит.

Стражник, потянувшись к моей голени, впивается ногтями в ткань брюк.

Я наклоняюсь к его лицу и понижаю голос до шепота:

– Всего несколько жалких слов, Энтони, и все это прекратится. Расскажи, что ты видел.

– И вы отпустите меня? – плачет он.

Смеясь, я раскуриваю самокрутку. Пепел дождем сыплется на его потное, залитое соплями лицо.

– Обещаю, что подарю свободу.

– Я видел вас с леди. – Он говорит невнятно, буква «с» звучит как «ф». Каждые несколько секунд он сплевывает мне под ноги еще больше крови.

Я ослабляю давление на его запястье.

– В окне все выглядело так, будто вы занимались утехами. П-пожалуйста, п-прошу, умоляю вас… мой повелитель.

Довольный собой, я выдыхаю. Адреналин бурлит в моих жилах, пусть даже слова стражника и напоминают мне о безрассудном поступке, который я совершил.

– Я ценю твою честность. – Подойдя к нему сзади, я хватаю его за шею чуть ниже ушей. – К счастью для тебя, я милосердный бог.

Я выкручиваю его руки, пока кости не начинают трещать и расходиться.

И вот его обмякшее тело уже падает к моим ногам. Глаза его безжизненны, широко распахнуты, изо рта сочится кровь.

– Ты свободен, Энтони.

Я подношу сигарету к губам, делаю последнюю затяжку и бросаю окурок на труп, чтобы зажженный конец успел прожечь глаз льва в центре груди. И пока я наблюдаю за образующимся на его месте пеплом, на меня накатывает странное чувство удовлетворения.

Глава 13

САРА

– Я бы хотела поговорить с дядей Рафом.

Ксандер расположился напротив, чтобы Шейна могла уложить мне волосы. Офелия тоже здесь: вяжет крючком и сплетничает с Шейной.

Натянув на нос очки, Ксандер раскуривает толстую сигару. В ноздри ударяет сладковатый запах табака, напоминая об отцовском кабинете, где я сидела часами напролет, пока он работал. Меня одолевает тоска по дому, навевая воспоминания о солнечной Сильве.

– Я устрою вам встречу, – обещает Ксандер.

Я натужно улыбаюсь. Дядя говорил мне, что Ксандер – мой доверенный помощник, человек, на кого я могу положиться, мой туз в рукаве. Но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше недоверия