На горизонте – твоя любовь - Нетта Хайд

Массивная дверь впереди сливается с полумраком коридора. Мы проходим мимо еще одного охранника, который настороженно смотрит на меня, затем слегка кивает Хантеру. Этот взгляд – еще одно предупреждение. Я неожиданно для себя молчу, боясь задать лишний вопрос, который может разрушить момент.

Мы останавливаемся у одной из дверей. Его рука, все еще держащая меня, ослабевает, но не отпускает. Я замечаю, что внутри него происходит что-то важное. Кажется, он борется с собой, пытается собраться с мыслями, как будто каждое слово, которое вот-вот сорвется с его уст, стоит ему невероятных усилий.

– Тебе не стоило сюда приезжать, Тея, – говорит он устало. – Ты должна была остаться у Санни и не вмешиваться. Но ты, черт возьми, самая упертая и непробиваемая личность, которую я когда-либо встречал. И я не уверен, хорошо это или плохо. Но, раз ты здесь, готовься встретиться с моим прошлым, Дейенерис. Приготовься увидеть то, что тебе никогда не захочется забыть.

Он не смотрит на меня, его взгляд прикован к двери перед нами. Он резко открывает ее.

В центре комнаты, которая кажется темной и мрачной, несмотря на свет, сидит женщина. Она склонилась над старым альбомом, ее дрожащие пальцы осторожно переворачивают страницы, будто каждая из них хранит что-то бесценное, чего она боится разрушить.

Ее большие, глубокие глаза поднимаются на меня, и я замираю, ощущая, как по спине бегут холодные мурашки. В них – целый океан эмоций: тревога, радость, печаль, страх – все они смешаны в безумном вихре, в который я погружаюсь.

Хантер подходит ближе к женщине и касается ее волос. Она медленно переводит взгляд на него, и я вижу, как ее лицо преображается. Сначала оно застывает в напряженной настороженности, словно она не узнает того, кто перед ней. Затем приходит осознание, и ее губы изгибаются в нежной, немного растерянной улыбке.

– Мама, это… Галатея.

Я чувствую, будто земля уходит из-под ног.

Все мое существо словно ломается, когда до меня доходят его слова.

«Мама? Он только что сказал «мама»? Нет. Нет. Нет. Мама. Эта женщина – мама Хантера… Какая я дура. Идиотка. Больная на голову. Как я могла прийти сюда? Зачем я поехала за ним? Что я хотела увидеть? Что угодно, но только не это… Его мама… Он поехал к маме, а я, больная истеричка, приперлась следом за ним…»

– Галатея, – произносит она, ее голос дрожит, но в нем звучит что-то удивительно трогательное. – Та самая Галатея, о которой ты мне рассказывал?

– Да, мама, это она, – подтверждает Хантер, следя за моим взглядом, прикованным к его матери.

Я не могу перестать смотреть на нее. Я даже не могу моргнуть. Мои глаза наполняются слезами, которые вот-вот обрушатся на щеки.

Я не хотела…

Я не хотела этого…

Боже, какая же я дура…

Почему я не могла остаться у Санни?

Почему я не могла придерживаться своего плана и дальше строить из себя невозмутимую стерву, просящую его оставить меня в покое?

Почему я здесь?

Почему…

– Галатея, – снова произносит она, ее голос звучит так… болезненно по-доброму… так тепло… так нежно… так…

Как называла меня моя мама…

Вместе с ее обращением внутри что-то надламывается, разрушается, превращается в прах. Я борюсь с собой, чтобы не позволить слезам появиться на лице. Я стараюсь держаться, чтобы не сделать ничего лишнего.

Я справлюсь. Я смогу.

– Здравствуйте, – мой голос звучит так чуждо, словно его произносит кто-то другой. Я собираю всю силу воли, чтобы сделать шаг вперед, навстречу этой женщине, матери Хантера. – Я… рада познакомиться с вами.

Она кивает, ее глаза на мгновение становятся мягче, и в уголках губ появляется легкая улыбка.

– Хантер говорил, что ты очень красивая и сильная, – шепчет она, несколько раз похлопав ладонью рядом с собой, приглашая меня присесть. – Он всегда так говорил. Всегда.

Я теряюсь в водовороте собственных мыслей, не зная, какие слова теперь уместны. Шок застывает в моем сознании. Я переступила грань дозволенного. Я сделала то, что сломало и раздавило внутри меня абсолютно все.

Мама… У Хантера, Мэддокса и Тео есть мама.

Эта новость разрушает все, что было прежде. Что она делает здесь? Почему у нее такое странное поведение? Почему в Греции?

– Моему сыну повезло… очень повезло, – повторяет она снова и снова.

– У вас прекрасные сыновья, мисс… – начинаю я, садясь рядом с ней.

– Илария Споук, – выдыхает Хантер, и я плавно перевожу на него взгляд. Сейчас он кажется таким обезоруженным, обнаженным и уязвимым. Открытым. Чистым. Пустым.

– Галатея, ты любишь Хантера? – Ее пальцы нежно касаются моей руки, и этот вопрос достигает моего сердца, задевая каждый сосуд.

– Мама, перестань. Неуместный вопрос, Галатея вправе не отвеча…

– Да, – слова вырываются сами собой, как истина, которую я так долго прятала. Я говорю это для нее, для женщины, которой так нужно это подтверждение, и, в какой-то мере, для себя. Это моя правда, которую я не хочу сейчас скрывать.

– Да? – улыбнувшись, переспрашивает Хантер, и я удивленно смотрю на него.

– Конечно, милый, если бы не любила, не собиралась бы выйти за…

– Мама, мы ненадолго, – он прерывает меня, переводя взгляд на свою мать. – Нам еще нужно кое-куда заехать.

– Конечно, сын. Позволь мне кое-что сделать, помоги мне, дай ту коробку, – просит она, указывая пальцем на шкаф.

Хантер подходит к нему, открывает и достает небольшую коробку. Он протягивает ее, и Илария аккуратно открывает ее, доставая книгу, ту самую, которая завораживала меня в библиотеке в доме Каттанео. Она раскрывает первую страницу и проводит пальцами по надписи: «Дорогой Луизе на долгую память».

– Галатея, могу ли я подарить тебе кое-что? – Она обращает ко мне взгляд, полный нежности и чего-то, что становится для меня важнее слов.

Я поворачиваюсь к Хантеру, который всем своим видом никак не помогает мне дать правильный ответ, поэтому я решаю импровизировать.

– Конечно, – выдыхаю я, вместе с легкой улыбкой, которая дается мне с трудом.

– Это мое последнее воспоминание из прошлой жизни… но я хочу подарить его тебе. Мне кажется, что ты сможешь сохранить эту вещь и читать потом своим детям прекрасные истории отсюда.

Эти слова должны были прозвучать с добротой и доверием, но прозвучали очень больно и тяжело для меня. Они угрожают прорваться через мои ослабленные защитные стены теми самыми слезами, которые я с большим усилием сдерживаю. Я делаю глубокий, тяжелый вдох, чтобы не позволить им вырваться наружу. Каждый атом в моем теле борется с бурей внутри меня.

– Я не могу… – шепчу я, стараясь сохранить контроль. – Простите, я не