На горизонте – твоя любовь - Нетта Хайд

Ты – живой. Ты – настоящий. У тебя есть сердце. Да, может, иногда ты показываешь людям, что оно черствое и не бьется, но я знаю, что это не так. Я вижу в тебе нечто большее. Ты не такой, как все. Ты – особенный, Хантер. Для меня ты – особенный, – признаюсь в том, что режет меня похлеще тесака. – Я вижу в тебе намного больше… Я ни черта не знаю о твоем прошлом, но тот человек, которого я успела узнать за это время, предстает передо мной сильным. Никак не тем, кто вызывает чувство жалости. А то, что ты сделал сегодня, только подтверждает это. Прости меня, Хантер, за то, что влезла в твое сердце и душу без разрешения.

Я перевожу дыхание, чувствуя, как мое сердце бьется слишком быстро. Это все, что я могу сказать. Все, что я копила внутри, вырвалось наружу.

Но как только напряженная тишина накрывает нас, я осознаю, насколько страшно мое признание. Я смотрю на него, не отводя взгляда, пытаясь прочесть его эмоции.

– Луиза… Настоящее имя моей матери – Луиза. Все считают ее утонувшей. Даже я. Но она жива.

Его признание сбивает мои мысли. Я замираю, не в силах что-либо сказать.

Луиза? Ничего не понимаю…

– Там ты сказала, что у нее прекрасные «сыновья», – говорит он, а я боюсь, что то, что он скажет дальше приведет меня в еще больший шок. – У нее был единственный сын – я. Тео и Мэддокс не родные мне. Их мать умерла, когда родила Тео. – Он так легко это произносит, как будто это обычный разговор о погоде или о вкусовых предпочтениях.

Я ослышалась.

Это ложь.

Тео и Мэддокс…

Это не та правда, которую я ожидала… Но я хочу услышать ее до конца.

Я отчаянно открываю рот, чтобы что-то произнести, спросить или, грубо говоря, показать, насколько я в шоке от этой новости, но он сразу же пресекает мои попытки:

– Нет, они не знают, что мы не родные, и никогда не узнают, – говорит он, пока я пытаюсь переварить услышанное.

Я думала, что на сегодня уже достаточно новостей, которые могут сломать меня и мой разум, но каждое слово Хантера добивает, разрушает и одновременно радует и исцеляет.

Я стараюсь собрать в голове все кусочки пазла воедино и найти объяснение всему происходящему. Вспоминаю все, что было в прошлом году, думаю о том, что Тео и Мэддокс совсем не похожи на своего отца, не только по поступкам, но и по внешности. Это было не просто необдуманным предположением… И Хантер…

Сейчас, глядя на него, я не вижу черт его отца, которые замечала раньше. Может, это моя буйная фантазия, но теперь я вижу в нем исключительно его мать.

– Это был тяжелый период, и они никогда об этом не узнают. Я верю, что ты сохранишь этот секрет. Я не хочу больше ничего от тебя скрывать. Поэтому я даже рад, что ты, такая сумасшедшая, решила приехать сюда. Я доверяю тебе, Тея, и открываю перед тобой все свои тайны, которые ты должна была узнать еще раньше. Я хочу, чтобы ты знала, какой я на самом деле человек. Узнала все, что не успела до сегодняшнего дня. Почувствовала меня.

Кажется, я перестаю дышать. Как будто мой нос и рот не способны делать вдохи, а легкие – не принимают кислород. Я чувствую, что не заслуживаю этой правды, но не перебиваю его.

– Когда мне было тринадцать, я встретился с Луизой, и это, – он кивает на подарок от мамы, лежащий рядом с нами, – ее любимая книга, которую она бесчисленное количество раз читала мне.

Он делает паузу – изучает мое лицо. Я не в силах отвести взгляд. Внутри меня все дрожит – я слышу его боль, его отчаяние, его желание разделить с кем-то это.

– Она больна. Ее состояние удается контролировать только препаратами, которые медленно разрушают ее, но позволяют жить. Почему она в Греции, а не в Лос-Анджелесе? Все просто. Она родилась здесь, и пребывание в этом месте – самое благоприятное и комфортное для нее. И нет, я не могу забрать ее отсюда… Как бы я ни хотел, пока не могу этого сделать. Это, – он кивает назад на здание, в котором мы только что были, – санаторий с удобствами и должным уходом. Я приезжаю к ней раз в три месяца, чтобы провести время, рассказать о своей жизни и дать ей понять, что со мной все в порядке.

Мне становится не по себе от его признания. Мне больно от того, что он говорит. Его мама… Что она пережила? Как она проводит здесь время в одиночестве? Должно быть, это невыносимо.

– В одну из таких встреч, в прошлом году, после твоего исчезновения, я рассказал ей о тебе, Тея, – говорит он, и мое сердце пропускает несколько ударов, – это был первый раз, когда у мамы загорелись глаза. Первый раз, когда она улыбнулась по-настоящему искренне. Было удивительно и немного страшно видеть, как ее лицо, обычно затуманенное болью и лекарствами, озарилось теплым светом. Я понял, что ты, даже не встретившись с ней, уже стала для нее чем-то особенным в ее разбитом мире. Возможно, все дело в твоем имени, Галатея… а, возможно, она почувствовала то, что я чувствовал к тебе.

Он снова останавливается, смотрит в мои глаза, пытаясь прочесть все, о чем я думаю. Но все мои мысли сводятся к одному – он открылся мне.

– Странно, да? – продолжает он, его голос становится серьезным. – Все еще не испытываешь жалости ко мне?

Я глубоко вдыхаю, стараясь собраться.

Жалость? Нет. Я чувствую что-то более глубокое, более болезненное. Да, я сочувствую ему. Его жизни. Его боли. Но… жалость? Это последнее, что приходит мне в голову.

– Нет, Хантер, – говорю я тихо, но уверенно. – Я не жалею тебя. Я восхищаюсь тобой.

Вместо слов я обвиваю его руками, прижимаюсь к нему, обнимая. Я кладу голову на его плечо, ощущая горячее дыхание на своей шее, затем чувствую его пылающие ладони на моей пояснице под толстовкой.

Я глажу его по спине, стараясь сегодня прикосновениями передать ему все тепло, которое у меня есть. Я прижимаюсь ближе и ближе. Я хочу позволить ему ощутить ту любовь, которой он был лишен из-за меня.

Сейчас единственное, что я хочу – чувствовать его, отдаться ему, жить им.

Только вот… нужна ли я ему с моим диким желанием возмездия? Когда я уже не могу отступить. Когда от моего отказа