Беда - Никки Мэй

— У меня нет. Я не готовлю.

— Женщина должна уметь готовить, иначе она не удержит своего мужа! Гм, сходи в магазин. Я напишу список. И детей захвати, у меня на них сейчас нет времени.

— Но я же только вернулась…

— Твой папочка голоден. Ты же не хочешь, чтоб он умирал от голода?

Когда Сими вернулась домой во второй раз, в квартире стоял запах гари (мама Тэ верила, что подгоревшая еда помогает избавиться от микробов), а папа не спал. Но забрезжил луч надежды — Ронке написала, что она уже в пути.

Сими усадила детей перед телевизором и упала в кресло напротив дивана, где лежал отец.

— Весело провел время у Олу? Дети хорошо себя вели?

— Они дикие. Никакой дисциплины. Им бы съездить в Нигерию да манерам поучиться. — Он достал блокнот и важно заявил: — Симисола, мне нужно с тобой поговорить. Олу собирается получить степень магистра управления, чтобы двигаться вверх по карьерной лестнице. Он же ученый, у него не должно возникнуть проблем. И мы все обрадуемся, когда он сможет приписать к своему имени «магистр управления» рядом с «бакалавр права с отличием».

— Впервые об этом слышу, — осторожно сказала Сими. Она бы обрадовалась, если бы Олу удержался на своей должности и слез с ее шеи.

— Он хотел обсудить это в первую очередь со мной. Конечно, я счастлив — и я во всем благословляю его!

— Ну и молодец! — хмыкнула Сими и встала. — Я хочу сделать кофе, будешь?

— Я не пью кофе в такое время. Но ты подожди, я еще разговариваю с тобой. — Папа жестом велел ей сесть. — Олу нужна наша поддержка. Он не хочет пользоваться преимуществом, поэтому будет заниматься неполный день. Только так он сможет продолжать работать.

— Как благородно! — сказала Сими, понимая, к чему все это ведет.

— Обменный курс не совсем хороший. Фунт — почти три сотни найр. Можешь себе это представить? Помню, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом было двадцать найр за фунт. Ты даже не представляешь, как нам тяжело…

— Да, всем тяжело. — Сими думала: может, он все-таки не попросит… Хоть в этот раз не попросит…

— В семье все должны помогать друг другу. У Мартина все хорошо, так что тебе не о чем беспокоиться. Это будет вложением. Как только Олу встанет на ноги, он все вернет. С процентами.

— Я уже плачу за сад близнецов, пап. Восемьсот фунтов в месяц. Я не могу давать больше.

— Магистр управления обойдется в двенадцать тысяч. Я продам акции и соберу две тысячи. Я хочу, чтобы вы с Мартином добавили десять тысяч. Бог воздаст вам втрое больше.

Папа вытащил блокнот, взял одну из ручек с погрызенными колпачками и стал листать страницы, пока не отыскал нужную.

Внутри у Сими все сжалось. Она выросла, наблюдая, как он вычеркивает что-то из своего повседневного списка дел.

— Пап, я не могу. У нас нет таких денег.

— Поговори с Мартином. Он мужчина. Он лучше поймет. Скажи ему, чтобы позвонил мне, — пренебрежительно отмахнулся отец.

— Я хочу кофе, — пробормотала Сими, уходя.

— Плохо пить кофе после полудня, — бросил ей вслед папа.

Сими позвонила Мартину по фейстайму в ванной комнате, где включила воду на всю, чтобы ее не было слышно.

Мартин только смеялся.

— Потряси волшебное денежное дерево!

— Ничего смешного. Я для них — банкомат! А я бы хотела взять перерыв от работы и пойти на курсы литературного творчества! Интересно, а мне бы он их оплатил?

— Литературное творчество? Ты ничего про это не говорила.

— Да нет. Я лучше себе ногу отрублю, чем вернусь к учебе. Но как он вообще может просить десять кусков!

— Не паникуй. На следующей неделе у Олу появится какой-нибудь новый безрассудный план. Он что-нибудь придумает.

Раздался звонок в дверь.

— Мне нужно идти. Ронке пришла.

— Давай, не грусти! Повеселись там.

Сими убежала открывать дверь.

— Ронкс! Спаси меня, а то я убью кого-нибудь…

— Привет, птенчик! — сказала Ронке. — Я принесла чин-чин[134].

Сими обняла подругу, но та не смогла обнять в ответ — в руках у нее были пакеты.

— А разве стоматолог может рекомендовать жаренную во фритюре выпечку, которую не разгрызешь?

— Так это хорошо для моего дела! — ухмыльнулась Ронке. — Сломанные зубы помогают мне выплачивать ипотеку.

Сими изумлялась тому, как быстро подруга превращалась в нигерийку, — она говорила так, как будто никогда не уезжала из Лагоса. Сими приложила много усилий, совершенствуя английский, и никогда не переставала над ним трудиться. Она понимала, что этим только злит папу — он говорил ей, чтобы она перестала коверкать грамматику, говорил, что она выпендривается. У Сими брови поползли наверх, когда Ронке принялась распинаться перед ее родней:

— Здравствуйте, дядушка, с приездом вас, о! Bawoni[135], тотушка? Надеюсь, поездка прошла хорошо. Я сделала тушеные овощи с козлятиной. Я знаю, что дядушка очень любит это блюдо. — Ронке принялась рыться в огромных пакетах, а затем вытащила оттуда две баночки и передала их маме Тэ. — А это для вас, тотушка, мой острый соус. С приездом вас, о! Так рада вас видеть!

— Благослови тебя Бог, милая! А то мы тут уже изголодались, — пожаловалась мама Тэ. — Кухня Сими вообще не приспособлена для готовки. Я привыкла к газовой плите, а не к этой новомодной индукционной ерунде. Ты замечательно выглядишь, как и всегда! Подойди и обними меня.

Затем они начали обсуждать болячки, недостаток бензина, пробки и бандитов. Они разговаривали на йоруба и ломаном английском вперемешку.

Ронке буквально из ниоткуда доставала конфеты и прижимала к себе одичавших близнецов так, словно те были ей очень дороги. Кажется, после этого дети даже стали меньше раздражать. Как подруге это удалось?

Папа спрашивал Ронке о ее работе. Называл ее «моя дорогая». Даже улыбался (впервые с момента приезда). Он хотел узнать все о ее работе, о курсах. Внимательно слушал, нахваливал, говорил, какая она умная, как он ею гордится! Конечно, почему не гордиться — она же зубной врач, а не недоучка. Папе всегда нравилась Ронке. Он не обращал внимания на других подруг Сими, а вот к Ронке с самого начала относился так, будто она его потерянная много лет назад дочь.

Олу приехал за детьми в шесть. Чтобы отправить их восвояси, потребовалось полчаса: сначала надеть куртки, шарфы, шапки, перчатки, затем снять все это, чтобы близнецы сходили в туалет, потом надеть все снова.

Сими незаметно взяла бутылку вина и два бокала, унесла их в спальню (папа не одобрял распитие алкоголя, кроме тех