Сладкий - Маша Ловыгина

Как будто метку – вот, мол, все для тебя.

Принесли белье. Несколько минут они обе занимались тем, что стелили постели, время от времени сталкиваясь бедрами и локтями и шепотом извиняясь.

– Хотите домашнего пирога? – предложила соседка, когда они вновь оказались друг напротив друга за небольшим столиком.

– Нет-нет, благодарю! Я, наверное, спать буду ложиться. У меня рано утром встреча. Надо выспаться, чтобы прилично выглядеть.

– Ой, в ваши-то годы, чтобы отлично выглядеть, никаких усилий прилагать не надо! Не будете против, если я посижу немного? Люблю почитать в дороге.

– Конечно, читайте. Как же хорошо, когда соседей нет, правда?

– Зато плацкарт битком. А за все хорошее надо платить. Да и на остановке подсесть могут.

Варвара стянула юбку и аккуратно сложила ее в ногах. Вагон ритмично покачивало. Вытянувшись и закинув руки под голову, она смотрела на то, как мелькают тени на стенах и верхней полке, и думала о себе, об Олеге, и о том, как же все сложно.

Егор

Новозеро

Топор с глухим звуком впился в колоду, и Егор поморщился, когда снег окрасился пятнами крови.

«Черт, никогда я, наверное, к этому, не привыкну...»

И все же, руки продолжали свое дело: освежевывали, потрошили. Холодильника в избе нет, зато есть небольшой подпол, но там свежее мясо долго не лежит, а тушенка уже в глотку не лезет. Так можно желудок посадить очень быстро, если все время питаться консервами. В городе об этом не задумываешься, жрешь все, что на тебя смотрит из красивой обертки или банки, а что там внутри? Поди, прочитай мелким шрифтом и есть не захочешь. Вообще вся эта мишура и фантики – сплошной обман, не имеющий к настоящей жизни никакого отношения.

Как там отец любил говорить: полезна та еда, за которой побегаешь или поухаживаешь. Ну, прав, чё. Кто бы спорил. Другой вопрос, что когда ты эту еду выследишь, догонишь, а потом вскинешь ружье, то почему-то самому сдохнуть хочется. От приступа жалости. Оно, конечно, быстро проходит, но реально бесит. Что-то там внутри еще осталось от этой самой сентиментальной мишуры.

А самое смешное, что так же и с бабами: ухаживаешь за ней, в глаза заглядываешь, веришь, всю душу перед ней выворачиваешь, а она, бац, и рога наставляет. И главное, с кем, с твоим лучшим другом! Экзотики захотелось, ревности, страсти. На, мол, смотри, я нарасхват! Ну, нарасхват, значит, того... хватай, кто успел. Баба что, друга терять жалко. А придется. Вместе им теперь точно не работать...

– Э-эх, – топор вновь сверкнул лезвием и вошел во влажное дерево.

Не иначе черт его попутал жениться на этой кукле. Повелся, как мальчик, на красивый фантик. Работал как вол, чтобы и квартира большая, и машина, а ей все мало было. Клинику открывали – все до копейки в нее уходило, так Юлечка злилась, губы дула. А то, что он сам и приемы вел, и за операционным столом стоял, ночами дежурил, чтобы расходы сократить – это ерунда. Только вроде налаживаться стало, и вот, на тебе – подарочек. Клялась и божилась, что ничего не было, да только видел он все своими глазами... Собрал вещи и сюда рванул. Остыть, подумать... Благо, было кому свои операции отдать. Ну а друг... Как в песне, оказался вдруг... Да и не вдруг, что он, Димку не знал? Знал, в соседних домах жили, в одну школу ходили. Только потом Егор к отцу на работу в больницу бежал, а Димон по подъездам девчонок щупал.

А так, Димка, конечно, финансист отличный. Он и предложил клинику открыть, мол ты хирург – руки золотые, а я башкой работать буду. Что ж, сработались всем на зависть, пока баба-дура не влезла. Хорошо, детей не успели завести. Как бы их такой оставить? Уж лучше вообще... никак. И из детдома не возьмешь, потому что одинокому мужику нет на то права. Фиктивный брак? Упаси господь еще раз в эти сети попасть, от этих бы избавиться.

Думай, Егор, думай...

Ты ведь сюда за тем и приехал, чтобы всю лишнюю хрень, как шелуху, с себя скинуть. В себя прийти. Думал, месяца хватит, а, поди ж ты, второй пошел... И ведь все больше затягивает эта лесная жизнь – даже спать наконец-то стал, а то без таблеток и стакана на грудь уже и не получалось. Руки по утрам трястись начали. А для хирурга это профессиональная смерть.

В общем, все сошлось одно к одному – и работа, и нервы, и гулящая жена в придачу. Бывает, да...

Егор вдохнул морозный воздух и огляделся. Сугробы намело по пояс. Каждый день у него теперь зарядка – лопатой махать во дворе. А со двора на лыжах. Все, что осталось от деревни, или под снегом, или у него в поленнице. И то дело – не надо лес рубить зазря. В общем, хорошая зима, правильная. Лед на Новозере полуметровый встал, лунки застывают только в путь. Надо бы, конечно, еще и рыбки наловить для разнообразия. Но на днях обещали сильную пургу, так что не до рыбалки пока. К тому же, сушеная есть, с осени еще.

Вот и пришлось в лес с ружьем идти. Когда снегом засыпать начнет, не до охоты будет. А так, перекантоваться можно. Картошки, крупы и макарон он еще в прошлые выходные прикупил. Не хотелось, конечно, тащиться за продуктами на остров да все одно – надо. До Анашкино в разы дальше, а Сладкий – вот он, через озеро. А там, к сожалению, незамеченным не останешься. Народу-то с гулькин нос, каждое новое лицо на заметку. В первый раз появишься, может, и не окликнут, а коли зачастишь, одно дело – спросят. Все правильно – чужие здесь не ходят. Вон он – Огненный, тюрьма строгого режима. В его сторону даже смотреть страшно, будто волной ледяной окатывает. И даром, что в монастыре тюрьма теперь, святым это место не назовешь...

Вот то ли дело, тут недалече – тоже монастырь строили, а что-то не пошло, только стены остались да несколько фресок. Может, поэтому места тут такие... дивные...

И народ здесь интересный. Ведь живут у черта на куличках, в холоде да беспросветности, а, смотри-ка, улыбаются, здороваются, спрашивают.

Проще было бы ответить, что в соседней деревне живешь, да только у людей глаза есть. Так и пришлось зазнакомиться походя, но без реверансов, чтобы лишних вопросов не задавали.