Куко́льня - Анна Маркина

Я не могла поверить в то, что написала заявление. Два года жизни перечеркнул этот гондон. Просто взял и сжёг их в печи своего самолюбия. А ведь мне казалось, если по чесноку, что я всё ещё его люблю. Боялась признаваться, но на самом деле ждала. Как будто просто произошёл разрыв на линии во время ссоры между двумя важными друг для друга людьми. Ошибка связи. И разговор обязательно будет продолжен. Институт мало меня интересовал. Правильно Светлана Матвеевна орала – какой из меня учитель? Я хотела остаться, хотела быть хорошей студенткой, чтобы опять видеть Юру, заслужить его внимание, чтобы хотя бы иногда сталкиваться с ним в коридорах и приветствовать: «Здравствуйте, Юрий Сергеевич». И потом ещё неделю разглаживать, словно мятую бумагу с рисунком, внутри себя образ этой встречи.

Надеялась, что с Андреем получится забыться – словно прыгнуть в море, которое будет качать на солёных невысоких волнах: без жара, без шквального ветра. Но, по правде, мне становилось всё холоднее. Особенно ночью, когда я вспоминала, как Юра в самом начале обнимал меня, как проникал во всё моё существо и я, засыпая, отворачивалась и неслышно плакала от счастья, от невыносимой близости. Но то, что было с Андреем, походило, скорее, на попытку загорать на скалистом берегу – сплошные нагретые камни.

Юра меня ненавидел. Пока ехала домой, я думала, что тоже ненавижу его, что мне хочется свернуть ему голову, как субботней курице. Я представляла это в подробностях.

Когда я подходила к подъезду, нащупывая в сумке ключи, пошёл первый снег. Он посыпался сразу крупно и отвесно, как будто управляющая служба на небе отгораживала тюлевой занавеской мою прошлую жизнь. Там, за занавеской, была ненастоящая любовь и отхаркнувший меня университет. Как странно, что самым близким и неравнодушным существом, силуэт которого мерещился мне за снегом, оказался Продруид. И тот меня кинул с занятиями. Был ли вообще у меня кто-то близкий? Только Юра – слабый, истеричный, неуравновешенный мудак, которого я больше не хотела вспоминать. Как будто занавеска была даже не из снега, а из большого пепла от сожжённых страниц моей любви.

Андрей не обратил внимания, когда я зашла. Он читал книгу про свастику.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – ответил он.

Я переоделась, покружила по квартире и не нашла себе ни места, ни занятия. Села рядом с ним на диван, откинувшись на подлокотник и поставив ему ноги на бедро. Юра всегда клал руку сверху – это был такой камерный, тёплый ритуал, от которого у меня всё внутри переворачивалось. Андрей никак не отреагировал.

– Что читаешь? – спросила я.

Он, не отрываясь, поднял книгу – обложка оказалась напротив моего лица.

– Зелёнкин? – я удивилась через усталость.

– Угу.

– Свастика? Я думала, он про кладбища пишет…

– М-м-м… Что? – Андрей наконец перевёл на меня взгляд.

– Он мне все уши прожужжал про своих мертвяков. Лучше бы, блин, к экзаменам нормально готовил…

– Он пишет про кладбища? – Андрей больно схватил меня за плечи.

– Полегче, – я попыталась вывернуться, но его руки словно заледенели.

Он смотрел на меня горящими глазами.

– Что за кладбища?

– Ну хобби у него такое, я откуда знаю: ходит, записывает могилы.

– Какие могилы, где?

Я испугалась, вырвалась и отбежала на метр, растирая кожу выше локтя.

– Не знаю, мне больно.

Он пробормотал:

– Прости.

Переоделся за две минуты, бросился в закрытую комнату и вылетел из неё в прихожую.

Я побрела за ним в коридор:

– Ты не хочешь мне что-то объяснить?

– Это по работе.

Пока он надевал второй ботинок, я сказала:

– Меня из универа выгнали.

Не знаю, на что я рассчитывала. Это было как слабый, слабый сигнал с просьбой о помощи – морзянка фонариком в тумане.

Он обернулся (кажется, он вообще не слышал ничего):

– Закрой за мной.

Я осталась одна. Рядом был только большой первый снег, тающий у земли.

Выкатила из шкафа чемодан. Давно следовало уйти, но было некуда. Теперь же, когда больше ничего не держало меня в этом городе, я не могла оставаться в белой квартире, так и не ставшей моим домом. К Вовке я тоже не могла вернуться – только не туда. Тогда я вспомнила, как мечтала о Питере, о комнате с высокими потолками, о новой жизни с новыми людьми и новой собой.

Я вытащила свою одежду и обувь. Там были шикарные платья, подаренные Юрой, дорогие пеньюары, красивые туфли. Выбрала только то, что покупала сама – самое простое: колготки, джинсы, пару футболок, нижнее бельё, носки. Стряхнула в один большой пакет косметику. Жалко было оставлять обувь, но она занимала слишком много места. И был ещё Лунатик. Андрей хранил крупы в больших пластиковых банках с крышками. Я выкинула гречку, которую мы постоянно ели и которую я терпеть не могла, в мусорное ведро, а в банку, насыпав туда грунт из террариума, засунула Лунатика. Выгребла всё из кухонного уголка, в котором рядом с пакетом кофе Андрей оставлял деньги. Этого должно было хватить на билеты и первое жильё. На вещи в чемодане я аккуратно положила Маяковского. Вспомнила, что клочок бумаги с про-друидским адресом я спрятала в тетрадку – нашла его там и сунула в карман.

С собой у меня был только паспорт. Аттестат остался в универе: надо было заполнить обходной лист, чтобы отчислиться официально. Я решила сейчас этим не заниматься. Но документы на мою половину квартиры и свидетельство о рождении валялись на Патриотов. Нужно было их забрать. И, может быть, ещё какие-то полезные вещи.

Запихала в рюкзак телефон, зарядку, кошелёк, бутылку с водой, выкатила чемодан в прихожую, обулась, застегнула пальто. Сходила за банкой с Лунатиком на кухню. И вдруг заметила, что в замке второй комнаты остался ключ. В спешке Андрей забыл его забрать.

Я огляделась, проверив ещё раз, точно ли он ушёл, хотя это было и так очевидно. И плавно, будто опасаясь, что кто-то услышит, приоткрыла дверь. Даже Лунатика забыла поставить на пол – так и зашла внутрь в пальто и с черепашкой в руках. И я поняла, почему он не пускал меня туда. Комната действительно была как из фильмов ужасов. На стене напротив висела огромная, склеенная скотчем из распечаток карта, с ярко-красными пометками, целыми закрашенными областями, с пришпиленными к стене портретами маленьких девочек. Наверное, Андрей ловил маньяка. Но зачем держать это дома? Это было не очень нормально. Впрочем, всё здесь было не очень нормально.

– Пойдём-ка отсюда, – сказала я Лунатику.

На Вовку