Под тенью твоих чувств - Нетта Хайд

– Денег на соль не хватило. Не ешь, – резко отвечаю я и, подойдя к нему, тянусь за тарелкой, но он убирает ее подальше от меня, вызывая на моем лице лишь вопросы.

– Когда я голодный, я могу и подобное поесть.

Вот как… Хорошо.

Я отворачиваюсь, решив уйти от этой сидячей провокации моих стальных нервов, и из меня непроизвольно вырывается приглушенное пожелание:

– Смотри не подавись.

– Что? – громко спрашивает он.

Я поворачиваюсь к нему, сдерживая нервные тики в челюсти, и, с пафосно-любезным, почти театральным реверансом, бью по воздуху улыбкой:

– Приятного аппетита, Теодор Каттанео.

Подхожу к кухонному шкафу, открываю ящик и достаю из него пищевые ножницы. Вернувшись к коробке, собираюсь следовать требованию Тео, но тут же решаю немного потревожить его психику – если он провоцирует меня, я тоже буду это делать.

Пусть на мне и старые спортивные штаны, которые если и возбудят, то только бездомного в рваных шмотках, но под одеждой весьма нормальная фигура, которая с годами лишь стала вкуснее на вид. Если не брать во внимание состояние кожи прожарки медиум.

Подойдя к туалетному столу, я достаю острую китайскую заколку, решив заменить резинку на нее. Приближаюсь к коробке, кладу на нее ножницы и обхватываю губами кончик заколки. Отворачиваюсь от своего бывшего, стягиваю с волос резинку и наклоняюсь так, чтобы моя задница плотно обтянулась серой тканью – что ни сделаешь для удовлетворения глаз экс-любимого бурундучка.

Очень надеюсь, что он смотрит и сейчас же подавится куском моей безвкусной индейки.

Собираю волосы в узел, перекручиваю их, выпрямляюсь и продеваю металлический аксессуар в плотно собранные локоны. Поворачиваюсь к коробке, боковым зрением замечая, что крошечная пьеса сыграна превосходно – его глаза принадлежат мне, точнее, моей заднице.

Тяжело вздохнув, обхожу коробку и сажусь на пол напротив нее. Беру в руки ножницы и приступаю к распаковке. Разрезаю подарочную ленту ядовито-красного цвета, срезаю с одной стороны скотч и открываю черную коробку, ожидая увидеть там нечто такое, что заставит меня расплакаться или очень сильно злиться.

Хмурюсь, когда вижу перед собой аккуратно сложенный кусок ткани темно-зеленого цвета с какими-то сильно блестящими на свету камнями. Теперь моя очередь сверлить его взглядом.

– Это что такое? – интересуюсь я, указывая острием ножниц на содержимое коробки.

– В воскресенье наденешь, – отвечает он, продолжая есть мой ужин.

– Может, прямо сейчас? – переспрашиваю я, надев на лицо саркастичную усмешку.

Я хватаю этот кусок за край и поднимаю его вверх, но моя челюсть на бешеной скорости несется вниз…

Платье. Красивое платье. Слишком короткое платье. Чересчур короткое.

Если бы я могла его надеть, я действительно сделала бы это прямо сейчас – надела бы и довела его до того, что он бы истек слюной при виде меня в таком откровенно красивом наряде.

Но увы, я не могу.

– Четыре с половиной тысячи держишь сейчас в своих руках, – говорит он, перекинув руку через спинку дивана и внимательно уставившись на меня – Нравится?

Четыре с половиной тысячи?! Долларов? Он… больной?

– Зачем оно мне?

– Я же сказал, в воскресенье наденешь. Тебе нужно произвести хорошее впечатление на одного влиятельного человека, а твоя обычная одежда, скажем так, не очень подходит. Так что, Скарлетт, надеюсь оно… Хотя, – его голос смещается в равнодушный тон, – плевать. Если не подойдет, все равно наденешь.

– Может, ты как-нибудь без меня справишься и начнешь производить впечатление адекватного? Хотя, – в точности копирую его тон, – плевать. Тебе не удастся это.

Бросив кусок ткани, называемый платьем, обратно в коробку, я на секунду закрываю глаза, чтобы не выдать слишком много эмоций. Чувствую, как внутри что‑то холодеет, во рту снова появляется отвратительный вкус металла.

Встаю, но сразу останавливаюсь – легкое головокружение, и перед глазами появляется привычная мне, совершенно неуместная сейчас темнота. Сквозь затуманенный взгляд хватаю коробку и швыряю ее ему на колени.

– Я не буду надевать это. Говорила уже: мой стиль меня устраивает. Если тебе нужно впечатление – найми эскортницу или позови какую‑нибудь из твоих перекаченных подружек… Например, ту грудастую с фотографии.

«Производить хорошее впечатление на одного влиятельного человека…»

Да за кого он меня принимает?! За… за ту, кем я представилась ему восемь лет назад. И пусть продолжает делать вид, что я именно такая. Пусть…

Смотрю на него прямо, не отводя взгляда от его глаз – зеленых, когда-то моих любимых, нынче – слишком чужих.

Он наклоняет голову, приоткрывает губы, выпуская тихий смешок, и проводит языком по краю верхних зубов – маленький жест, но такой вызывающий.

– Все-таки ревнуешь?

Желание закатить глаза от его банальности стремительно берет верх, а я, обреченная на борьбу с собственными эмоциями, просто психую. Меня больше не устраивает этот бессмысленный обмен словами.

Поворачиваюсь, иду к холодильнику, словно спасаясь от самого неуместного вопроса в своей жизни. Достаю банку обезжиренного йогурта, решив все-таки немного наполнить свой желудок и сделать вид, что мне плевать на его слова и вопросы. Сажусь на стул и, сняв фольгированную бумажку, начинаю мини-трапезу.

Но все напрасно. Две ложки, ладони начинают потеть, в животе становится неприятно холодно. Вверх поднимается волна тошноты, стремящаяся вырваться из меня. Рвотный рефлекс сжимает горло.

Нет, только не сейчас, пожалуйста… Черт возьми.

Беглый взгляд на Тео – смотрит, в его глазах бесконечный анализ. К черту. Пусть пялится.

Вскакиваю на ноги, держа ладонь на своем рту, и мчу в туалет, прикрываю за собой дверь и падаю на колени у унитаза. Возвращаю все, что было внутри, затем подхожу к раковине и умываюсь, с отвращением гладя по щекам и испытывая желание стереть с себя все, что со мной происходит. Но… это мое наказание. Цена моей чертовой свободы и моих проклятых желаний.

– У тебя все нормально?

Я поднимаю голову и смотрю на него в зеркало. И, шлепните меня кто-нибудь по затылку, он что, волнуется? Его нахмуренные брови и пристальный взгляд на меня выдают это.

Вытерев тыльной стороной ладони влажные губы, едва заметно усмехаюсь и поворачиваюсь к нему.

– Отравилась твоим присутствием.

– Скарлетт, я серьезно.

– Я тоже. – Делаю шаг к нему и, склонив голову набок, выдыхаю смешок: – Беспокоишься за меня?

– Да.

Вот это неожиданно. Признался в этом. Но, вероятно, это еще не конец предложения, поэтому пока что повременим с ответом.

– Кто будет выполнять всю грязную работу, которая предназначена тебе?

– Как это… приятно слышать, – с сарказмом произношу я и пытаюсь обойти его, но он обхватывает ладонью меня за плечо – за ту руку, которая трижды