В клетке у зверя (СИ) - Юта Анна

Но я не бог. Я всего лишь человек, обладающий широким инструментарием для достижения целей. И сейчас моя цель — добиться того, чтобы моя женщина хотя бы не страдала. В идеале — сделать её счастливой. Но пока больна её мать, вряд ли я достигну главной цели. Поэтому сначала решаем проблему с матушкой.

— Пока ты спала, Лера, я побеседовал с врачом твоей мамы, — продолжаю терпеливым тоном, и приглаживаю ладонями воздух в успокаивающем жесте. — Не сразу, но после вразумительного взноса он согласился отправить отчеты её исследований моему знакомому в Военно-Медицинской Академии. Опухоль твоей мамы может оказаться операбельной.

Лера чуть расслабляется, но глаза по-прежнему как пятаки, пальцы до белого сжимают кромку пледа.

— Я уже отправил твою маму на частной скорой в Военно-Медицинскую академию, где ей проведут новые тесты и, если можно, удалят опухоль, — продолжаю мягко. — Мы уезжаем, чтобы ты могла навещать маму в Питере.

Валерия не двигается. Осознает. А до меня доходит, что я сделал не так. Напугал почем зря. Надо было с этого начать, а я огорошил приказом уехать. Но с другими это работало! Ага, другие обычно получали деньги за проведенное со мной время. Так было проще. А Лера — невиданный мне ранее тип женщины. Слишком ранимый и слишком нежный для моей медвежьей натуры.

Лера так и не двигается. Бесит. Хочется прикрикнуть на неё, чтобы прекратила тупить, но я не позволяю себе этого. Я же только что определил, что с ней нельзя, как с с экортницами. И просто отнести в машину тоже неельзя. Нельзя больше применять к ней силу. Лаской надо. А я ласке не обучен.

— Пойдем, Лер, — добавляю ниспадающим голосом. — Тим ждет в машине. Чем раньше выедем, тем раньше приедем, с мамой повидаешься, посмотришь, как она устроилась.

Лера молча кивает и заторможенно переползает к краю кровати, чтобы спустить ноги. Мы загружаемся в машину. Лера молчит, и я её не тревожу. Внутри ядом разливается злость на себя. Я был не прав. Передавил. Перепугал. Теперь я могу только попытаться все исправить.

В дороге до Питера Лера спит. Ласково бужу её, когда Тим привозит нас к Военно-Медицинской академии. Внутри нас встречает доктор Шумаков. Валерий Павлович провожает нас в отдельную комфортабельную палату, куда я устроил Людмилу Сергеевну. Я захожу вместе с Лерой, и её мама расплывается в доброжелательной улыбке.

— Как добрались, Людмила Сергеевна? — спрашиваю у неё, подводя её дочь к каталке.

— Спасибо, Вадим, с ветерком, — отвечает она.

До того, как перевезти маму Леры в Питер, я с ней познакомился, обрисовал ей перспективы остаться в Петрозаводске и предложил перебраться в нормальную больницу. Сказал, что её дочь присматривает за моими лошадьми, и ради такой ценной работницы я запросто оплачу ей операцию. Не стану кривить душой, я намеренно очаровывал и таки очаровал эту милую женщину. Потенциальные тещи обычно положительно на меня реагируют. Умудренные опытом, они видят во мне уверенность и надежность, а не жесткость и авторитарность. Или, может, я просто показываю им то, что они должны увидеть? В любом случае мама Леры рада моему поведению, чем ставит дочь в тупик.

Оставляю Леру пообщаться с матерью, а сам иду с доктором в кафетерий для персонала, где мы обсуждаем дальнейшее лечение Людмилы Сергеевны. Операция будет платной, деньги в кассу больницы я даже не обсуждаю, назначаю цену лично для врача.

— Каковы шансы, что мама моей спутницы поправится? — спрашиваю прямо.

— Пятьдесят на пятьдесят. Опухоль такого размера в таком месте — лотерея, — он пожимает плечами.

Тревога заполняет душу. Если мама Леры не выживет после операции, я навсегда потеряю эту девушку. Навсегда запомнюсь ей тем, кто убил её мать.

— Эти шансы никак не увеличить? — спрашиваю на удачу, хотя знаю ответ.

Врач качает головой.

— В любом случае сама Валерия Дмитриевна будет осведомлена обо всех рисках, как и пациентка. У Людмилы Сергеевны два варианта — операция или невыносимое существование с усиливающимися головными болями вплоть до довольно скорой смерти. Операция в случае успеха даст ей дожить до глубокой старости.

Киваю. Мне плевать, сколько это стоит, лишь бы помогло.

Вернувшись за Лерой, не нахожу её. Сбежала? Сердце тревожно екает. Топиться пошла? Или с дома сброситься? Вдруг мать ей чего-нибудь нетого наговорила?

Первым делом звоню водителю. Машина стоит у входа на территорию больницы.

— Тим, Леру видел? — спрашиваю, уже направляясь к выходу из здания.

Он отвечает, что не выходила. Иначе бы перехватил.

Выбегаю на улицу и уже собираюсь набирать Мишу, чтобы открыл камеры при здании больницы, думаю, где взять Лерино фото для системы распознавания лиц, но обнаруживаю её на скамеечке в сквере напротив больничных окон.

Подхожу и присаживаюсь рядом.

— Зачем ты это делаешь? — мрачно спрашивает она. — Мало того, что уже сотворил, теперь хочешь меня в долги загнать? Сколько стоит мамино содержание в этой палате? А операция? Зачем, Вадим?!

— Какие долги, Лера? — голос скрипит металлом от таких обвинений. — Я с тебя ни копейки не возьму. Я хочу, чтобы твоя мама осталась жива и радовала тебя своей любовью! Так сложно допустить бескорыстный поступок?

— Ты не создаешь впечатления бескорыстного человека, — выдавливает она так и не глядя на меня. — И, похоже, из своей клетки выпускать не собираешься.

Вот это обвинение уже ни в какие ворота.

— Ни в какую клетку я тебя не сажал!

— Тогда позволишь просто уйти? — она втыкает в меня острый, как бритва, взгляд.

— Нет, уйти не дам, — отвечаю, голос звучит глухо.

— Так я и думала, — с досадой цедит Лера и отворачивается.

— То, что ты сказала по дороге в Петрозаводск заставило меня задуматься. Я подумал и кое-что понял о себе. Ты меня выслушаешь. И, если после услышанного, не захочешь остаться, я тебя отпущу.

49. ♂

Вадим

Лера подозрительно смотрит на меня. Мне хочется согнуться под этим взглядом. Мало того, что внутри бушует чувство вины, я ещё и заставил себя поднять то, что похоронил давно под слоем воспоминаний о нормальной жизни и надеялся никогда не вспоминать. Внутри жжется раскаленный ком обиды и невысказанной, неотмщенной боли, который уже некому адресовать. Причастные мертвы. А Лерин взгляд сдирает кожу заживо, вынуждая открыть неприглядное и изуродованное нутро.

— Обещаешь? — спрашивает она доверчиво-наивным тоном.

По глазам вижу, что не разыгрывает. Она правда такая. Наивная, добрая и чистая. Была. До того, как я вломился в её жизнь на танке и раскатал в кашу. Или как она там выразилась.

— Да, Лера, — киваю в подтверждение. — Я держу слово.

Хотя, конечно, не хочу отпускать. И найду, скорее всего, с десяток легальных причин зажержать её рядом с собой. Отсрочить потерю. Я не хочу, не готов её отпустить. Это станет ударом. Но я одновременно готов к тому, что это достойная плата за то, что я сделал.

— А что с моей мамой? Она останется в больнице, если я откажусь жить в твоем доме? — произносит Лера осторожно.

Выводит уже из себя. То мне про долги какие-то втирала, сейчас про это…

Давлю гнев в зародыше. Она могла не сталкиваться с мужчинами, которые, как я не забирают подарки. Вдруг она видела от мужчин только мелочные подсчеты, кто что в кафе заказал.

— Это уже оскорбительно, Лер, — делаю на лице добродушную улыбку, сводя слова в шутку. — Я не забираю обратно свои подарки. Маму твою я решил вылечить не за что-то, а просто так. Чтобы ты не огорчалась.

Она наконец поднимается со скамейки и кивком указывает на сквер, мол, пройдемся. Молча подчиняюсь, иду рядом.

— Зачем, Вадим? — вдруг спрашивает Лера, назвав меня по имени.

Это звучит пронзительно, как гром среди ясного неба. И пробирает до колючих мурашек на руках.

— Не знаю, — отвечаю, пряча ладони в карманы пальто. Становится зябко и неуютно. — Мне просто нравится, чтобы… Это вроде как починить что-то сломанное. Нравится восстанавливать справедливость.