Целитель, или Любовь с первого вдоха (СИ) - Билык Диана

А я облегченно выдыхаю, потому что невольно задерживала дыхание, чтобы не втягивать его густой мужской флер, сводящий с ума. Со мной такого никогда не было…

Высокая фигура плавно передвигается по небольшой комнате, почти не цепляет плечами, шире чем у рядового пловца, мебель и приседает рядом со скулящей в тревожной дреме дочуркой, с другой стороны двуспальной кровати.

Юля, чувствуя прикосновение чужих рук, приоткрывает опухшие веки, хлопает слипшимися густыми ресничками, разглядывает дядю с интересом и вдруг, счастливо улыбаясь, шепчет:

— Папа, ты вернулся…

Меня прошибает током, сковывающим мышцы, леденящим кровь. Неловко поднимаюсь, но врач дотягивается до моих плеч и настойчиво просит, прижав к постели горячей ладонью:

— Не вставайте, пожалуйста.

И я падаю назад, безвольно влипая в подушку, закрываю устало глаза, чтобы снова со свистом вдохнуть плотный и вкусный запах мужского тела. Я не понимаю, почему это чувствую, но сопротивляться не получается.

Если бы не безвыходная ситуация, я бы никого не вызывала. Дети со школы принесли болячку, и уже почти неделю я еле передвигаю ногами из-за полного отсутствия сна. Сначала Мишка слег, но он крепыш — быстро очухался, отоспался, теперь уже бодрячком, даже овсянку сегодня сварил под моим руководством. Пока я читала дочке сказку, пытаясь отвлечь, и меняла каждые десять минут холодную повязку на горячем лобике, сынуля перемыл тарелки и полил цветы. Юляша у меня живчик обычно, а тут… четвертый день не встает. Я сильно испугалась, не спала практически и не могла работать, чтобы малышей прокормить нормально.

Все можно пережить, преодолеть, когда есть поддержка, но у меня ее больше двух лет нет, а муж перестал высылать и те крохи помощи, что были. Несколько месяцев от него ни весточки.

— Ты у нас тут за старшего? — ощупывая дочке шею, врач обращается через плечо к притихшему у двери сыну.

— Я, — гордо приподняв подбородок, говорит Миша. Косится на меня, будто ждет поддержки. Я незаметно киваю, и сын немного расслабляется, отпускает Мурчика на пол. Кот тут же выпрыгивает мне на грудь и, распушив белый хвост, яростно шипит на врача.

— Настоящий защитник, — улыбаясь на реакцию животного, мужчина снова говорит Мише: — Чайник сам сможешь включить?

— Конечно, — сын хрипло откашливается в кулак и, срываясь в коридоре, шумно топает в сторону кухни, но тут же возвращается. — А какой чай заварить? — заглядывая в комнату, смотрит широко распахнутыми глазами на меня.

Я горько сглатываю. Нет у нас чая. Все закончилось еще на прошлой неделе, а на новые продукты не заработала. Вытащила последнюю небольшую заначку для вызова частного врача в надежде, что так нас не кинутся искать.

— Да любой, — тепло перехватывает врач, улыбаясь мне глазами, почти ласкает щеки взглядом, рассматривает внимательно и долго, отчего я, закусив губу, смущенно отворачиваюсь. Договаривает тише: — Даже с вареньем подойдет.

Я не выдерживаю смотреть в стену, где плотными рядами висят Юляшкины рисунки, и украдкой разглядываю гостя.

Высокий лоб, густые ровные волосы прикрывают уши. Тяжелые скулы и очень мощная шея, переходящая в обалденный разворот сильных плеч. Таких мужчин я встречала разве что в кино, но точно не в больнице. И с этого ракурса у врача были индиго глаза в обрамлении щеток-ресниц под кровом черных густых бровей. До жути знакомые глаза. Мне кажется, что я знала этого человека раньше.

Кто ты такой? Неужели, мы все-таки попались?

Хотя в моем состоянии легко перепутать сон и явь, потому я сбрасываю все совпадения и навязчивые мысли на эмоции и усталость.

— Малиновым? — переспрашивает сын, а после согласного кивка мужчины, приободряется и вновь исчезает в коридоре.

— Сейчас я загляну тебе в горлышко и возьму мазок, — тепло говорит врач дочери, разложив на столешнице медицинские инструменты, и движением фокусника сбрызгивает их спиртом. — Ты же смелая?

— Я не боюсь уколов, — слабо отвечает Юля, поглядывая на стол, и грустно приподнимает бровки домиком. — Заль, сьто ты не мой папа…

— Не твой, малышка. Я — обычный волшебник и пришел тебя вылечить. Пожми мне руку, проверю, осталась ли в тебе магия принцессы.

Дочка доверительно протягивает ему крошечную ладошку, и та тонет в крупной руке мужчины.

— Я узе вслослая, — она растягивает улыбку, демонстрируя выпавшие передние зубы. — Ницего не боюсь и не велю в волшебников.

— А зря, кракотулька, — добродушно смеется мужчина, зыркая в мою сторону. — Даже обидно стало. А как же я?

Дочь понимающе трясет головой, реагируя на шутку. Мол, дядя, ты меня не проведешь.

Врач выкладывает из толстого кожаного портфеля длинную светлую коробочку. На ней что-то написано, но я не могу сфокусироваться усталыми глазами и прочитать.

У мужчины тонкие, крепкие пальцы. Как у пианиста. Выраженные вены оплетают запястья, наливаются темным, когда он вытягивает из упаковки узенькую баночку с рубиновой жидкостью и слабо ее покачивает, просвечивая напротив настенной лампы.

— Сейчас будет волшебство. Смотри, — шепчет он заговорщицки, а дочь подается ближе, разглядывает его руки завороженно, будто, и правда, произойдет чудо.

Я невольно улыбаюсь и ловлю на себе проницательный синий взгляд. В горле взрывается граната воздуха, и мне хочется дышать часто-часто, чтобы насытиться. Ноги зудят от напряжения, все тело протестует, желая сбежать от ядовитых глаз. Но сил нет даже шевельнуться.

— Юла, удержишь? — врач дает малышке пустую прозрачную колбу. Не больше пяти сантиметров в высоту.

Дочь подтягивается на подушке и задорно кивает головой. Русые прядки запутались, сбились. Я пыталась привести ее в порядок, пока она спала, но, мало того, что солнышко стонала и отбивалась, так это еще и не сильно помогло. Густые кудри спасет теперь только шампунь и щетка.

Дочка не отвечает, смотрит на руки мужчины и, приоткрыв рот, кивает.

— Крепко держи. Не переворачивай, а то ничего не получится. Считать умеешь? — и снова взгляд на меня. Как пуля. Навылет. Под расстрелом его глаз я чувствую себя обнаженной и уязвимой. Тянусь пальцами за покрывалом. Укрыв продрогшие плечи и повернувшись на бочок, рассматриваю восторженное лицо дочери, чтобы не показаться мужчине назойливой и странной.

— Я узе в первый класс хозу! — малышка виновато косится на меня за то, что повысила голос. У нее вчера из-за истерик и капризов совсем связки сели. Я очень просила ее беречь горлышко, но мы успели и поплакать сегодня, и даже повыть.

Мурчик из-за вскрика Юли, цапнув меня по руке, сматывается на пол, исчезая где-то под кроватью, где надолго затихает, а я лежу и пытаюсь не выключится, чтобы заплатить за прием и закрыть за врачом дверь.

Глаза смыкаются, веки свинцовые. Я и минутки не спала последние несколько дней, оттого голова невыносимо тяжелая и налитая. Какая там прода и творчество, если не знаешь, чем накормить детей здесь и сейчас и где найти силы, чтобы встать с кровати?

Юля снова смеется на очередную шутку врача, но тут же откашливается с хрипом, а мужчина терпеливо выжидает и, вытянув пипетку из баночки с красной жидкостью, медленно капает в пустую колбу в руках дочки.

— Считай.

— Лас, два, тли-и-и, — считает она, — четыле. Четыле надо? — и с надеждой заглядывает в лицо врача.

— Да. И этой четыре, — он показывает на другую баночку — прозрачную. — Смотри внимательно… Считай.

Дочь настолько увлекается игрой, что забывает о болезни, выпрямляется на постели, выползает из-под одеяла, сверкая зеленой фланелевой пижамкой и розовыми пяточками, улыбается задорно и искренне. И я вместе с ней. От этих милых моментов по всему телу разливается такое забытое чувство покоя и радости, что на глаза наворачиваются слезы.

— Хватит, — кивает дочь, — узе четыле.

— Точно? — серьезно спрашивает мужчина.

— Да-да. О! — малышка поднимает колбочку повыше, а врач перехватывает ее ручку и, страхуя, помогает размешать жидкости. — Как кла-асиво-о-о… — протягивает Юля.