Роузи Кукла - Трах-тебе-дох. Рассказ второй. Аморилес

Пока вся эта кутерьма вокруг меня, поздравляют тренеры и девочки, я все время стреляю глазами на балкон. Но, нет! Не вижу. Ее не вижу.

С замиранием сердца выхожу в фойе. И уже ничего не вижу, кроме ее глаз! Бросаюсь и тону в объятиях.

— Валечка! Валька!!!

Потом мы идем вместе с ней, взявшись за руки, по пустынным аллеям бульвара и не говорим, только слушаем. Слушаем, как созвучно стучат сердца, как вздымаются груди взволнованно. И все это под аккомпанемент морского прибоя. Наконец я не выдерживаю и спрашиваю.

— Это, правда, что я тобой случилось?

Она молчит и я растерянно, пугаясь того, что затронула что-то больное.

— Извини! Прости меня! Я не хотела тебе сделать больно. — И смотрю на ее лицо, которое утонуло в сумерках и тени больших кленов. Глаз не вижу, но по наклону головы, поняла, что ей это больно.

— Да, нет. Ничего. — Тихо отвечает. А потом вскидывает подбородок и куда-то в темную аллею.

— Это не было больно. Я вообще ничего не почувствовала. Только страх и жестокое унижение. Беспомощное унижение. — И потом, вздохнув, горько, добавляет.

— Я же пьяная была. Сама нарвалась. Искала беретку. Пока целовалась с тобой, она видно упала. Наклонилась, а тут он сзади. Я и опомниться не успела. Только выпрямилась, когда он меня сзади схватил, и уже рот открыла, для крика, а он мне как саданул в живот. Я и повалилась. Только помню, как сильно ударилась обо что-то головой и все. Потеряла память.

— Очнулась и не пойму ничего. Все болит. Особенно груди и снизу живота. Но самое страшное, что я задыхаюсь, скрючена и руки затекли. Он же мне юбку на тело задрал и так с юбкой на голове и…

— А потом ему мало стало, так он юбку сдернул и груди покусал.

— Трусов нет. Рубашка форменная разорвана, на лифчике лямки оборваны и груди вывалились. Представляешь, какой видик?

Я и представить себе не могу, и все время ищу ее глаза. А она их отвела, вообще лицо отвернула в сторону и все это, как бы ни мне, а куда-то в темноту. Замолчала и остановилась. Я ее обняла, чувствую, как у нее вздрогнули плечи. Плачет.

— Я тебя в обиду не дам! Никому не дам! Я за тебя! Я все для тебя сделаю! Никому не дам, не позволю! Пусть только попробуют! — Это я ей так. Говорю, а у самой все от жалости к ней сжалось и похолодело.

— Пойдем, пойдем отсюда. Тебе надо быть ближе к людям, на свету. — И волоку ее безвольную к свету из темной аллеи.

Потом мы гуляли. Она очень красива в своем гражданском обличии. На ней очень красивая и модная, короткая юбочка. Из-под нее сексуально выглядывают аппетитные коленки и ляжки, блузка цветастая, сверху короткая кожаная курточка, на ногах темные туфли, на низком каблуке с яркими пряжками. Спрашивает меня. Как? Ее наряд мне понравился? Я говорю, что ей очень идет все это, особенно юбочка. Она смеется и, оглянувшись, слегка приподнимает краешек, обнажая стройные ножки в чулочках.

- Ну, как?

- Обалдеть!

Она говорит, что ее все девчонки снаряжали. И все расспрашивали, кто он, да что?

— Никак себе не могли представить, даже подумать, что я с тобой, девочкой, иду на свиданку.

— Это, правда? — Спрашиваю. Сердце отчего-то трепетно взметнулось. От этих ее слов.

— Это правда, что ты ко мне…

— Да! Правда! Я к тебе пришла. Ты меня ждала? Ты меню хотела…? — После секундной паузы. — Ты меня хотела видеть?

Она смутилась, но все равно, так взглянула, что у меня сразу зашлось сердце. Мне хотелось ей крикнуть, нет, не только ей, а всем, что я и мы, что у нас с ней!!! Я задохнулась и ели сдержалась. А мне так хотелось! Пусть! Пусть все видят, пусть все знают! Мне хочется, что бы обо мне и ей знали, что бы все это видели. Пусть! Все!!!

Впервые я ощутила унижение своих, наших чувств. И это коробило. Это оскорбляло. Мне так хотелось обнять ее и у всех на глазах, целовать, ласкать, гладить волосы, лицо. Мне хотелось идти с ней рядом, крепко прижавшись, и что бы моя рука лежала у нее на плече, а ее на моем, тоже. Мне хотелось всего того, что могут влюбленные. Что они могут и им позволено все и люди, проходя их, счастливо вздыхают. Эх, молодость, молодость! Мне так же хотелось видеть, уголком своих глаз в поцелуи, как они сами отводят глаза улыбаясь. И вспоминают свои счастливые годы, видя, как мы целуемся. Я хотела этого. Я хотела, но не могла! Я уже понимала, что так мне нельзя. Что, вместо этих радостных глаз и слов я услышу тут же, от них, в свою и ее сторону столько грязи и гадких слов, а может быть и не только слов, но и проклятий. Вот же как? Почему?

Почему, так можно и это правильно, а так как у меня с ней? Так нельзя и это не правильно! Почему? Разве мы не те же влюбленные сердца, разве же мы не счастливы вместе? Почему счастливы люди только вот так, а так как мы, так нельзя! Это, мол, и не счастье вовсе! Тогда, что же? Что же тогда счастье, как не любовь?

Я страдала. Страдала из-за этого и того, что не могу вот так с ней вдвоем. Свободно наслаждаться обществом с близким мне человеком. Мне хотелось этого, но я боялась. Боялась не за себя, за нее, почему-то. О себе я не думала и даже не мыслила о том, что меня могут в чем-то плохом и не дозволенном заподозрить, доложить матери. Мне казалось, что это только ей будет довольно трудно им всем объяснить, а у меня и со мной такого не случиться. Я ведь тогда только и думала о ней. О себе никак, даже в помыслах. А напрасно!

Вечер пролетел в одно мгновенье. Мы снова едем с ней на заднем сиденье, прижавшись ногами. Я опять ощущаю ее тело, по ногам, что прижались ответно, по ее бедрам, что каждый раз касаются и мне так приятно. Мы молчим, и я опять все вглядываюсь в темноту, что мелькает одинокими лампочками и освещенными окнами домов у дороги. Мы едим, и мне кажется, думаем ободном и том же. Я о ней, она обо мне.

Наконец, пассажиры выходят и мы опять в одиночестве. Только несколько человек продолжают, поодиночке сидеть, и вместе ехать, до конечной остановки маршрута.

Ее рука снова ложиться мне на колени и теперь я не теряюсь, а сама раздвигаю колени и жду, жду ее руку, этих шальных ощущений. И когда ее пальцы, ложатся, обдавая теплом мои разведенные ноги, то следом за этим я чувствую. Чувствую, как в меня, с этими ощущениями тепла и нежности ее рук заходят нетерпеливые, волнующие из нутрии горячие волны ожидания близости. Я прижалась вперед, навалилась на поручень и не смогла удержаться, глянула туда, раз, другой. Меня так взволновала вся эта картина. Своих раздвинутых ног, разведенных коленей и ее рука, что забралась под краешек платья и лежит на ногах, с их внутренней стороны. Я взгляну, а потом вскину голову и смотрю в сторону, вспыхнув, уловив ее нежные поглаживания, и опять. И так с каждым разом все сильнее и настойчивее. У меня начинает кружиться голова, внизу живота нестерпимо щекочет и тянет что-то, куда-то, но так, что все тело напрягается в ожидании. Она тоже, как я, припала к поручню, навалилась грудью, а свою руку продвинула глубоко. Ее пальцы тронули и как будто бы толкнули во мне что-то такое тяжелое и не подъемное, что мешало мне все эти годы легко шагать, двигаться и наслаждаться жизнью. Я почувствовала, как самые кончики ее пальцев тронули ту подушечку, что так ждала, так извелась, что сразу же двинулась этим пальчикам навстречу. Я заерзала бедрами. Мне не терпелось этих ощущений. Мне их не хватало. Я уже не могла без них. Мне хотелось кричать ей, что бы она еще и еще! Но внезапно все! Мы приехали.