Ее дикие звери - Э. П. Бали

и я с удивлением наблюдаю, как он тоже встает и подходит к нам. Его белые глаза светятся ярким опалесцирующим блеском, когда они останавливаются на моей вагине.

У меня перехватывает дыхание, когда все три зверя поднимают головы и смотрят мне в глаза.

То, что происходит потом, одновременно пугает и будоражит. И акула, и дракон бросаются на меня. Рот Косы тянется к моему горлу, а Ксандер наклоняется к моему правому бедру.

И они оба вгрызаются.

Я кричу, пытаясь сбросить их и их жалящие зубы, но эти мужчины и поодиночке невероятно сильны, вместе же они прижимают меня к кровати и оставляют на мне кровоточащие метки своей силы.

Все заканчивается так же быстро, как и началось, и оба, Коса и Ксандер, резко выпрямляются, а затем стремительно покидают комнату.

Взгляд Дикаря нежный, когда он ползет вверх по моему телу и прижимает меня к себе, укладывая на теплую грудь. Его губы мягко касаются моих в поцелуе, и это резко контрастирует с порочным жжением на моей шее и внутренней стороне бедра.

Но поспешный уход двух других мужчин приводит меня в чувство.

— Я… мне нужно идти.

Руки волка собственнически сжимаются вокруг меня, и я напрягаюсь. Со вздохом он разжимает объятия.

Моя анима спокойна, когда я осторожно поднимаюсь с кровати, и поскольку моя футболка изорвана в клочья, я хватаю чью-то брошенную рубашку и свои шорты, быстро натягивая их. Я опускаю глаза в пол, в то время как сердце замирает в груди. Мое тело на взводе, искры удовольствия все еще струятся по моим венам. Но горький привкус моего положения внезапно наполняет горло, когда я собираюсь с духом, чтобы уйти.

— Лия, — низкое предупреждение.

Я нерешительно замираю на мгновение, прежде чем медленно поднять глаза и посмотреть на него. Дикарь — великолепное, прекрасное воплощение мужского совершенства, лежащее на этой кровати. Мышцы блестят от пота, темные волосы взъерошены, а член все еще огромный и влажный от моих соков. И все же выражение его лица мрачное. Такое мрачное, что я бросаюсь наутек.

— Прости, — выпаливаю я, выбегая из комнаты.

Глава 48

Аурелия

На следующий день — суббота перед судом — я сижу напротив Лайла в его кабинете в кресле у эркерного окна. Мое психическое здоровье никогда не отличалось крепостью, а этим утром мне пришлось собирать по кусочкам то, что оставило после себя гиперактивное либидо регины.

Моя киска слегка горит в память о звере, который овладел мной прошлой ночью, и пришлось прикрыть самый страшный засос, который я когда-либо видела, и все же тело поет песню чистой радости. Генри постоянно обнюхивал меня, словно знал, чем я занималась прошлой ночью, а сегодня утром я проснулась от запаха ладана и с Минни, медитирующей перед своим алтарем Дикой Богини, в котором горело не менее пяти свечей. Полагаю, у всех нас есть свои способы справиться с ситуацией, и я уверена, что мне нужны новые варианты, которые не сводятся к хандре и слезам на полу в душе в течение получаса.

Хуже всего то, что сидящий передо мной лев в данный момент, совсем не облегчает ситуацию.

Лайл хмурится, читая последний отчет Хоуп.

Я думаю, он сбит с толку, потому что это не соответствует его представлению о том, кем он меня считает: капризным ребенком, который рос избалованным, а потом в конец обнаглел и встал на кривую дорожку.

— Хоуп… впечатлена вашей последней сменой. Она говорит, что вы заново прирастили ухо, — он поднимает на меня взгляд, проникая янтарными глазами прямо под мою кожу. Если он может заглянуть в мой мозг, почему бы ему просто не разобрать меня на части?

Я пожимаю плечами, как бы говоря: «Я же говорила».

— Рана была свежей, ухо висело на клочке кожи, так что это было не слишком сложно, — стараюсь выглядеть беспечной, хотя внутренне съеживаюсь от того, что два часа просидела в больнице, сантиметр за сантиметром пришивая орлиное ухо и под конец обливалась потом, едва стоя на ногах от головокружения. Даже пришлось пораньше закончить свою смену.

— Настоящий подвиг, — говорит он тоном, словно вычеркивая пункт из списка покупок.

— Это войдет в ваш отчет для судебного разбирательства? — спрашиваю я, выпрямляясь.

— Да, мисс Аквинат, все это будет приложено к делу. Однако, примут они это во внимание или нет, уже другой вопрос.

Реальность — это острый укол в мою грудь.

— Что вы имеете в виду?

Черты лица Лайла становятся жесткими, и всего на мгновение он выглядит… недовольным. Я забываю, насколько он молод на самом деле, потому что держится настолько властно, что его можно принять за человека намного старше. Но то, что он говорит дальше, стирает все из моей головы.

— Ваш отец выдвинул против вас весьма серьезные обвинения.

Я знала, что он сделает все, чтобы удержать меня под своими клыками, но когда Лайл протягивает мне толстую стопку бумаг, в которой представлены записи моего назначенного адвоката, я чувствую себя опустошенной.

С каждой секундой, пока я перелистываю прогнозы адвоката, старые раны вскрываются вновь. Меня не должно удивлять, что мой отец пытается запятнать мое имя, преувеличивая мои недостатки, но полностью их выдумывая? Ложь о вреде, который я, якобы, причинила?

Этот суд — мой смертный приговор. Внезапно перед моим мысленным взором появляется рукописный текст на толстом черном пергаменте, который богатые звери используют для обмена письмами с друг другом:

Самка костеплета. 20 лет. Отличное состояние. Неспаренная. Не размножалась. Предлагается более 20 миллионов долларов.

Паника змеей сжимает мою шею, и я так сильно хватаюсь за подлокотники кресла, что у меня прекращается кровообращение.

— Мисс Аквинат? — голос Лайла звучит преувеличенно громко, как будто он зовет меня не в первый раз.

Моя рука тянется к животу, где завтрак пытается катапультироваться в воздух.

— Н-нет, — выдыхаю я. — Я… я…

— Вы его боитесь. — Лайл откидывается на спинку стула. Само по себе это не такая уж важная вещь, чтобы на нее обращать внимание. Многие отцы-анималия наводят ужас на своих детенышей. Но мой отец — не обычный анималия. Он нечто гораздо, гораздо худшее.

— Я действительно думала, что смогу сбежать от него, — я даже не знаю, почему говорю это вслух. Лайлу все равно. Он отомстил мне. Теперь я для него всего лишь работа, которую нужно довести до конца.

Но я продолжаю возвращаться к одному и тому же гребаному выводу. Мне нужно бежать. Мне нужно уехать далеко-далеко отсюда. В другую страну. Говорят, что на Фиджи зимой хорошо.

— Аурелия, ты