Ее дикие звери - Э. П. Бали

выставке в Лувре. Он блестит от пота, татуировка волка на груди переливается в свете ночных фонарей. Волк пришел прямо из спортзала, потому что на его руках грязь, а темные кудри взъерошены от бега. Черные спортивные штаны приспущены так низко, что я вижу его пояс Адониса — глубокие выемки, уходящие в штаны, открывающие завитки волос. Толстые вены тянутся от его рук вверх по предплечьям, и я почти хнычу при виде этого. Он — дикий бог, вернувшийся с охоты.

Во рту внезапно становится сухо, как в пустыне.

Я хочу запрыгнуть на него и проглотить целиком.

Но у меня в руках мертвая змея, которая тяжело давит своим весом. Я подавляю рыдание и следую за ним по пятам, пока он вытаскивает свой студенческий билет из кармана штанов.

Я тут же протискиваюсь боком и позволяю двери закрыться за мной. Дикарь взбегает по крутой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, и я следую за ним, как призрак, полная решимости держать его идеальную, блестящую, мускулистую спину в поле моего зрения.

Я трусцой поднимаюсь по лестнице следом за ним и, преодолев пять пролетов, задыхаюсь к тому времени, как мы достигаем верха.

Я сдерживаю дыхание предплечьем и на цыпочках, как идиотка, следую за Дикарем, пока он крадется по широкому коридору.

В мужских общежитиях шумно пятничным вечером.

Из динамика гремит музыка RnB, мужчины смеются и кричат. Слышны звуки, издаваемые трахающимися парочками, несколько анима откровенно визжат от удовольствия.

Желание, витающее в воздухе, кружит мне голову хищным ароматом, и обволакивает кожу, густое, как кленовый сироп.

Звери, бродящие по коридорам, расступаются перед Дикарем, словно вода, и каким-то образом между началом коридора и концом я практически прижимаюсь к гладкой коже его спины, как будто она мой спасательный круг.

Потому что прямо сейчас так и есть.

Я едва замечаю зверей, с которыми практически сталкиваюсь. Я едва замечаю шум. Все исчезает при виде моей пары, поднимающейся по драконьей лестнице.

Погрузившись в первобытные глубины своей анимы, я упрямо преследую его на протяжении всего пути вверх по потайной лестнице…

И немедленно останавливаюсь как вкопанная.

Потому что, не успев подняться по последним ступеням на шестой этаж, Дикарь оборачивается и ждет, глядя прямо на меня с каменным лицом и выражением предельной сосредоточенности.

Его голос смертельно серьезен.

— Твое дыхание всегда выдает тебя, Регина.

Ксандер и Коса подходят к нему сзади, скрестив руки на груди, как стражи всего мрачного, словно давно ждали меня.

Глава 47

Аурелия

— Сними это, — приказывает Дикарь. — Сними, или я вытащу тебя сюда и буду кусать твою тонкую шейку, пока не снимешь.

Прежде чем я успеваю выдавить ответ, Коса делает шаг вперед и, подняв один палец, резко проводит им вниз.

Моя невидимость сходит мгновенно, как по приговору. Одна пара глаз вспыхивает, у двух других расширяются зрачки — они осматривают меня с головы до пят. Ореховые, небесно‑голубые, неоново-белые. Я не двигаюсь. Даже не дышу. Мне плевать, что я в изорванных пижамных шортах и футболке. Я только смотрю и дрожу под тяжестью той чистой потребности, что пульсирует в каждой артерии, капилляре и вене. Это больно. Это жжёт.

Я позволяю остальным щитам опасть к моим ногам, словно тонкая марля.

Они одновременно делают резкий вдох — и я вместе с ними, потому что на их шее появляются три прекрасные брачные метки. Прекрасные, сияющие небесные знаки, такие правильные, такие верные.

Но их взгляды скользят вниз, на свёрток в моих руках.

Что‑то заставляет меня посмотреть на Ксандера. Я понимаю, что с него сняли обсидиановые оковы, потому что его глаза светятся.

— Регина. — Дикарь делает шаг в мою сторону.

— Ты, — но я указываю на Ксандера. Я обхожу волка и подхожу к дракону с пустым выражением лица. Голос звучит не по‑моему, когда я бросаю свёрток у его ног и отступаю на шаг назад. — Испепели его.

Приказ, грубый и настоящий.

Проходит доля секунды, и он, против воли, реагирует. Ксандер поднимает руку, и свёрток вспыхивает жарким красно‑оранжевым пламенем.

Я закрываю глаза, но пламя окрашивает веки в красный и печёт обнажённые конечности. Драконье пламя будет достаточно горячим, чтобы обратить всё в пепел. Не останется тела. Никаких костей для опознания. Никаких улик против меня.

Щёки становятся влажными ещё до того, как слёзы успевают превратиться в пар.

Из-за потерянной жизни, из-за моих суженых, из-за этой безнадёжной ситуации, в которой я оказалась.

Когда я снова открываю глаза, Дикарь уже стоит у меня за спиной. Со снятыми щитами я ощущаю его полностью. Его сила дика, как бурные речные пороги, и так же изменчива и неукротима, как глубокие джунгли. В нём есть насилие, агрессия, но всё это переплетено с чем‑то иным, что манит меня к себе.

В воздухе витают вопросы, тяжёлые как свинец, но я их отбрасываю.

Я резко оборачиваюсь. Глаза Дикаря расширяются от удивления, ноздри подрагивают — он улавливает моё желание. И я понимаю: нет слов правдивее тех, что вырываются из меня, когда я рычу:

— Ты мне нужен.

Дикарь не улыбается. Не смеется. Нет, он хватает меня сзади за шею и притягивает к себе с диким рыком, впиваясь в мои губы.

Он приподнимает меня за задницу, и я цепляюсь за его обнаженную грудь, обхватывая ногами в полном отчаянии. Я стону в соприкосновение наших губ, наши рты раскрываются и сходятся в жадном поглощении. Мы боремся за доминирование, яростно толкая и втягивая друг друга. Я зарываюсь пальцами в его волосы и тяну. Он — сплошь зубы, язык и рычание, и этот чисто животный инстинкт ошеломляет.

Дикарь разрывает поцелуй.

— Блядь! — рычит он в ярости, и отрывает меня от себя, заставляя встать на пол.

Он берет меня за руку и тащит в спальню, где отпускает и хватает себя за волосы, как будто хочет их вырвать.

Я знаю, что его мучает кровавый договор, который диктует ему не спариваться со мной.

— Просто используй свои пальцы, — сердито говорю я, протягивая к нему руку. Как он посмел отойти от меня? — Или что-нибудь еще, мне все равно.

— Нет, Регина, — его голос гортанный, по-волчьи низкий, и я в шоке наблюдаю, как Дикарь агрессивно выдвигает ящик прикроватной тумбочки, достает складной нож и кладет руку на стол, прижимая лезвие к метке моего отца.

— Боги, нет! — кричу я, бросаясь к нему.

Сильные руки хватают меня за талию, грубо отталкивают в сторону, и Коса выходит вперед. Я отшатываюсь в шоке.

— Позволь мне,