Институт благородных дэвров, или Гувернантка для варвара - Анна Ледова

class="p1">Ник вопил от свалившихся на него новостей, а возница уже довёз нас до моего дома. Я с улыбкой помахала ручкой ухмыляющемуся Вангапу, багровой Мелли и совершенно ошарашенному Нику. А мои чемоданы Рид уже сгрузил под дверью отчего дома. Сами хойя брали в дорогу только заплечные мешки с минимумом вещей.

– Так что, пригласишь, аурем? – тихо спросил он.

– А ну пошли вон, бродяги! – раздался сварливый надтреснутый голос, и сверху из открытого окна на мостовую выплеснулось содержимое ночной вазы, чудом не обрызгав нас.

– Здравствуй, папа, – не сдержав слёз, прошептала я.

С самого прибытия в Астеви-Раш всё пошло не так. Вот и сейчас тяжёлое бронзовое кольцо уже третий раз опускалось на морду льва, а открывать никто не спешил. Дом у нас был небольшой, двухэтажный и узкий, и глухой звон от двери прекрасно был слышен в любом его уголке. Сверху доносился ор отца и грохот мебели.

Соседи чуть не вываливались из окон, не зная чему радоваться больше: очередным чудачествам теви Минци или его дочурке, вернувшейся в самом непотребном виде – загоревшей, обвешанной ракушками и грубым золотом, с распущенными волосами и единственной косичкой в них со вплетённым красным шнурком. Ну и, конечно, в сопровождении громадного полуголого дикаря.

– Рид… – в отчаянии прошептала я.

Вепрь примерился плечом к дубовой двери, но силу применить не успел. Её в последний момент распахнула Стешка, наша служанка. Наткнулась на грозный оскал дэвра, ввалившегося в проём, пискнула и грохнулась в обморок.

Я взбежала вверх по лестнице. Мама, бледная и с запавшими глазами, уворачивалась от разъярённого отца, пытаясь его успокоить. Теви Минци швырялся книгами и хватался за стулья, путаясь в сползшей пижаме.

– Софус!.. – молила мама. – Дорогой, это было десять лет назад! Мы же тогда всё сразу выяснили!.. Не было никаких захватчиков дикарей, это твои же друзья подшутили над тобой на день рождения…

– Мама! – бросилась я к ней.

– Ари! – всхлипнула она.

– Аурелия Минци! – менторским тоном рявкнул отец. – Вам что, десять лет, чтобы в таком виде разгуливать?!.. Цинтия, ты почему не следишь за дочерью? Или я сам должен её заплетать? И в каком часу вы возвращаетесь домой, юная барышня! Не позднее шести вечера приличная девица ваших лет должна быть дома!

– Папа, сейчас одиннадцать утра, – еле выдавила я, шокированная тем, как чётко он говорит.

– Значит, учить уроки, а не шататься по улицам!

Тут в кабинет отца неосторожно сунулся Рид, и Софуса Минци накрыло по новой.

– Захватчики… Варвары… – прошептал он, бледнея на глазах. И, нашарив на столе нож для писем, крепко зажал в его руке. Взгляд его загорелся безумной решительностью. – Нет уж… Вы не получите наших детей и женщин, грязные дикие обезьяны!.. Да лучше сам их убью, а вам не достанутся!!.. Насильники!.. Убийцы!..

И отец бросился с ножом на… меня с матушкой. Рид долго не думал. В мгновение ока метнулся наперерез, закрыл нас с матерью и мягко вывернул его руку, зажав кисть. А потом, когда отец впал в совершенный аффект, аккуратно – почти что ласково – легонько стукнул теви Минци кулачищем по темечку. Отец моргнул и без сознания съехал в руки Чёрного Вепря. Дэвр осторожно опустил его на кушетку.

День, в общем, не задался. Знакомство тоже.

Отец очнулся почти сразу же, и приступ ярости у него сменился растерянностью. Рид благоразумно укрылся за дверями. А наша кухарка Тала уже принесла свежий успокоительный отвар, пуча глаза.

– Давай, милый… – мама придержала его голову. – Выпей чаю. Вот, по чуть-чуть, он не горячий…

– Цинтия, – удивлённо похлопал отец глазами. – Кажется, я не помню, что делал вчера… Я заболел?

– Немного, дорогой мой. Завтра вспомнишь, не волнуйся. Пару часиков поспишь, и тебе полегчает…

– Хорошо, – зевнул отец. – Ты уже уложила нашу малютку? А вы новая няня, да? Я завтра с вами поговорю.

Отец быстро заснул, и Рид перенёс его в спальню. И понял меня без слов, оставив наедине с матерью.

– Прости, мам, – глухо прошептала я, уткнувшись лицом в её колени.

Это она все эти семь лет справлялась с мужем, чья душевная болезнь усугублялась с каждым годом. А я… Да, я просто сбежала! И не два месяца назад… Гораздо, гораздо раньше. Получив степень тессы, я с головой ушла в работу, пытаясь вытеснить из головы то, чего не хотела видеть. Занималась чужими детьми, месяцами жила в других семьях, отрицая беду в собственной. Мне было тяжело, но это не могло быть оправданием. А что делает девица, не желая признавать, что её отец, её кумир – уже не тот, что прежде?.. Позорно бежит.

Это матушка выносила всё это каждый день. Я же приезжала домой раз в неделю, в единственный выходной. Привозила деньги. Деньги, казалось мне, могут всё оправдать. И ведь ни разу матушка не упрекнула: только хвалила, что я теперь кормилица в семье. А я и радовалась, заглушая свою совесть её благодарностью… А когда стало совсем худо – не раздумывая, сбежала на край земли.

Это у неё на глазах знаменитый теви сначала забывал имена, потом слова, потом собственную жену. Временами впадая в агрессию, временами в детство. Мы с матушкой и раньше не были особо близки, я всегда была «папиной дочкой», а с развитием болезни я и вовсе отдалилась от дома. И отчего-то только сейчас меня накрыло осознание: никакими деньгами не оправдать то, что я оставила её одну. Да ещё когда отец стал совсем плох, судя по тому письму, что я получила в Ноош-Тейне.

– Вернулась, красавица моя, – она погладила меня по голове, и я разревелась. – Ну, ну, Ари… А я вот, наоборот, не нарадуюсь.

– Чему, мам? – сглотнула я.

– Тебя узнал, не услышала, что ли, доченька? – мама действительно улыбалась, будто отец не орал ещё десять минут назад и не бросался с ножом. – Всю неделю о тебе спрашивал; я сказала, что ты у тётушки, сестрицы его, гостишь. Правда, он думает, что ты малютка ещё совсем. А меня уже две недели как узнаёт. Знаешь, он этот дурацкий розыгрыш сегодня вспомнил, это Николас тогда глупую шутку придумал на его именины – будто дэвры Астеви-Раш захватили… Завёлся весь, аж за нож схватился, а я ведь не от страха задрожала – от счастья…

–