Второй сын - Эми Хармон

что со временем эта защита ослабнет. Когда он вернется – если вернется, – пещера никуда не денется, но все, что в ней есть, наверняка пропадет. Быть может, мастер Айво пришлет сюда нового хранителя, и тот тоже будет жить среди скал и смотреть за рунами. Ведь рано или поздно в храме узнают, что Арвин и его слепой ученик куда‐то пропали.

У Хёда не осталось ни сил, ни желания тревожиться об этом. Люди придавали рунам силу собственной кровью и верой. Но сами руны не должны придавать силу людям, а он не собирался сидеть и ждать, покуда норны укажут ему, что делать. Арвин верил в пророчества, но Хёд не хотел быть слепым богом, братом Возлюбленного Бальдра. Он не хотел быть ни сыном короля, ни хранителем пещеры. А еще он не хотел навредить Байру.

Он обещал Гисле, что придет за ней… но не мог ничего ей дать, и бежать им было некуда. Он не вернется к ней, пока все не изменится.

Услышав, что северяне его заметили, он швырнул на песок сундучок, полный сокровищ. Крышка открылась, и содержимое сундучка высыпалось, зазвенело, застучало у него под ногами. Он взял в руки посох, но решил не браться за меч. Если они захотят его убить, он погибнет. А если им вздумается с ним драться, посох будет полезнее.

– Я Хёд. Берите сокровища. Там, где я их взял, есть еще, – крикнул он. – Можете меня убить, но тогда не узнаете, где их искать. А еще вы не сумеете выйти из этой бухты. Позвольте мне остаться, и тогда я вам помогу.

Часть третья

19 северян

– Не хочу в Берн, – вздохнула Альба, выглянув из окна кареты. – Вот бы хоть раз побывать в Долфисе.

Гисла ничего не ответила. Они не ездили в Долфис, потому что ярлом Долфиса был Байр. Король отправлял в Долфис своих посланников, а когда ярлы собирались на совет, вместо Байра приезжал его дед. Сам они ни разу не возвращался на Храмовую гору, и Альба со временем перестала о нем говорить. Гисла ее понимала. Слишком больно было вечно лелеять надежду, бесконечно ждать. С тех пор как Гисла в последний раз видела Хёда, слышала о нем, прошло уже шесть лет. Байра не было еще дольше, и Альба выросла без него. Но порой она все же не могла скрыть, что тоскует по нему. Она его не забыла.

– Я бывала даже в Эббе и в Йоране. На Эббу то и дело нападают гончие псы, но мы все равно туда ездим. А в Долфис, – тут Альба снова вздохнула, – никогда. – Она беспокойно разгладила платье у себя на коленях.

Гисла сделала то же самое. Этим невольным жестом они словно разравнивали обуревавшие их чувства. Альба отвернулась от окна и встретилась с Гислой глазами. Черный королевский плащ, в который она была одета, любую другую женщину превратил бы в скорбную тень – но светлые волосы Альбы на фоне темного бархата казались еще светлее, а в карих глазах сверкали яркие искры.

– Вот мы и прибыли. И бернцы нас уже ждут. – Она пристроила на голове корону и скорчила гримаску. – А мы должны им улыбаться.

– Я никогда не улыбаюсь. Я насмехаюсь. – Гисла приподняла губу и вскинула бровь, придавая лицу презрительное выражение. – Я самая нелюбимая дочь храма… и хочу сохранить за собой этот титул.

– Пусть ты насмехаешься, зато Юлия не расстается с мечом. Она наводит ужас. Нет, все‐таки самая нелюбимая дочь – это она.

И обе захихикали, прикрывая рты. Карета остановилась, и они услышали, как снаружи хлопочут, заканчивая последние приготовления к их появлению.

– Я скучаю по сестрам, – призналась Гисла.

– И я тоже… зато им не пришлось ехать в Берн. Ты пойдешь рядом со мной, Лиис?

– Я пойду за тобой, как обычно.

– Людям захочется посмотреть на тебя, – сказала Альба. – Твои глаза на фоне лиловых одежд горят так ярко, что ты их всех заворожишь. Всего один твой взгляд – и северяне, быть может, навеки покинут наши края.

Хоть Альба и шутила, но больше не улыбалась. Северян считали берсерками, и деревни на северных берегах Сейлока уже много раз страдали от их неистовых набегов. И Лотгар, и Айдан успешно отбивали атаки непрошеных гостей, но Бенджи выбрал иной путь – примирение, а Банрууд не просто одобрил его выбор, но едва ли не вынудил его так поступить.

– Боюсь, одного моего взгляда для этого недостанет, – прошептала Гисла. – Бенджи позволил королю Севера брать все, что тот хочет.

– И все равно мой отец – сам король Сейлока – едет в Берн пировать с северянами, налаживать с ними торговлю и задаривать их. Рано или поздно они попросту останутся здесь. Не вернутся домой. Но Берна им будет мало.

Гисла знала, что Альба права: время от времени северяне уплывали к себе, но всегда возвращались и требовали большего. И все же ее удивила осведомленность принцессы. Казалось, ее просвещал кто‐то из клана Адьяра. Король Банрууд не обсуждал подобных вещей с дочерями и обитателями храма. Все, что им было известно, они узнавали сами – из обрывков бесед, из собственных наблюдений. Хранители тоже старались ограждать дочерей, но их усилия перестали приносить плоды, когда король потребовал, чтобы дочери вместе с Альбой посещали земли кланов.

На этот раз король взял с собой лишь Альбу и Гислу, объяснив это тем, что они побывают только в тех кланах, которые они представляли. Они посетили Лиок и Адьяр, а потом должны были вернуться в храм – но вместо этого отправились в Берн. Бернцев могло расстроить, что король не взял с собой Башти. Но Гисла считала, что они едут вовсе не ради встречи с бернцами. Она боялась, что цель их поездки была совершенно иной.

Альба явно боялась того же.

– Отец обещал подарить северянам часть бернских земель – тех, что принадлежат сейчас клану Берна, – если те привезут с собой свои семьи и осядут здесь. Сейлок гибнет. Нам нужны женщины и дети… и я полагаю, что такой способ обзавестись ими вполне годится, но… я еще не видела в наших краях семей с Севера. Я видела одних только воинов.

Карету окружила толпа, и сквозь нее уже продирался прибывший верхом король Банрууд. Навстречу ему ехал верхом Бенджи из Берна в сопровождении всадников в красных одеждах. Северян среди всадников не было: в Берн они прибывали на кораблях.

– Мастер Айво говорит, что дело не в