Ненаписанное богами - Кэти Роган

Она улыбается, сначала неуверенно. Ее улыбка хрупкая, и вызывает во мне какое-то странное чувство.

— Это все туфли, — говорит она, мило морща свой носик в знак недовольства. Я опускаю взгляд, впервые замечаю ее ноги, и ругаюсь. Подхватываю ее на руки и усаживаюсь с ней в огромное кресло у стены.

— Божьи угодники, Маэра. Почему на тебе этот наряд? Тебе, должно быть, больно.

Она замирает. Ее руки останавливаются у меня на плечах. Еще секунду назад она собиралась запустить пальцы в мои волосы, совсем как раньше.

— А что ты здесь делаешь, Аэлрик? — спрашивает она, уклоняясь от моего вопроса, и я позволяю ей это. Пока.

— Я здесь на праздновании посвящения другого воина. Теперь я — Альтор, — говорю я, внимательно следя за ее реакцией. Думаю, она уже это знает, или хотя бы догадывается… Ее глаза наполняются слезами, и она прикусывает нижнюю губу, чтобы та не дрожала.

— Я так и думала, — шепчет она. В ее взгляде отражается безысходность. Мне тяжело, потому что я знаю, что она права.

— Маэра, — произношу я твердо. У нас не так много времени. — Больше никаких отговорок. Почему ты здесь? Почему ты была с генералом?

Она сжимает руки на коленях, и на ее лице отражается боль.

— Я не могу тебе сказать, — шепчет она. У этой новой Маэры есть секреты.

Мне это не нравится, и я не собираюсь с этим мириться, потому что этот секрет опасен. Мой божественный инстинкт пробуждается, требуя, чтобы я узнал, что ей угрожает. И уничтожил угрозу.

— Маэра, либо ты рассказываешь мне о письме, либо о том, почему ты здесь. Я не выпущу тебя из этой комнаты, пока не услышу хоть что-то.

Ее губы плотно сжимаются, и она отводит взгляд. Маэра всегда была упрямой, но меня одолевает тревога. Я не хочу, чтобы она была рядом с Вортаном. И дело не только в ревности.

— Что тебе нужно от генерала Вортана? — спрашиваю я.

Она вырывается из моих рук, неуклюже соскальзывая с колен. Ее ноги, втиснутые в эти нелепые туфли на каблуках, подкашиваются, и она вскрикивает и падает.

— Черт побери! — я вскакиваю с кресла и успеваю поймать ее прежде, чем она ударится о пол. Аккуратно укладываю Маэру на кровать и опускаюсь на колени, снимая с нее эти проклятые туфли. Ступни распухшие и покрасневшие.

— Я могу тебе помочь, Маэра. — Я пытаюсь смягчить тон.

Она резко поднимает голову

— Ты ничего не смог бы для меня сделать, Аэлрик! Даже если бы захотел. Даже если действительно оплакивал меня все эти десять лет. Ты — Альтор, — она решительно качает головой. — Наша история была написана богами давным-давно, и нам не дали права голоса в конце.

Ярость, какой я никогда не знал, поднимается во мне. Такая ярость, что, кажется, я смогу расколоть гору пополам. Ярость на моих родителей. На богов. На самого себя.

Она сжимает простыни в кулаках, а затем протягивает руку:

— А теперь отдай мне туфли. У меня есть работа.

— Работа? — цепляюсь я за это слово, держа ее обувь вне ее досягаемости.

Она резко закрывает рот, будто сказала лишнее. Не знаю, с кем она работает или на кого, но я не позволю ей иметь дело с генералом Вортаном. Энергия вокруг него извращенная. Злобная. И я не понимаю, как или почему он стал генералом, ведь Альторы не имеют ничего общего с обычной армией. Мы действуем отдельно. Даже от короля.

— Скажи мне, Маэра. Скажи, и я разберусь с этим сам, не вовлекая никого другого. Я не буду задавать больше вопросов, клянусь. Но я не могу позволить тебе снова приблизиться к нему. Только не одной. Считай это компенсацией за то, что моя семья сделала с твоей. Абсолютно неравноценной, совершенно недостаточной, но все же компенсацией.

Она вздрагивает, будто я ударил ее. Проклятье, я плохо в этом разбираюсь. Только открываю рот, чтобы сказать что-то еще, но Маэра кивает.

— Хорошо, — шепчет она. Ее взгляд беспокойно мечется по комнате, словно проверяет, что мы действительно одни. — У него есть ключ на цепочке, в жилете. Серебряный ключ с его инициалами. — Маэра еще больше понижает голос, так что его едва слышно, а затем вытаскивает из внутреннего кармана платья конверт и протягивает его мне. — Мне нужно сделать слепок из воска.

Я забираю конверт, стараясь не думать о всех вопросах, которые хочу задать. Я обещал.

— Хочешь, я украду ключ и принесу его тебе? — спрашиваю я.

— Нет. — Она быстро качает головой. — Генерал не должен знать, что он у нас есть.

— У нас? — уточняю я.

Маэра сжимает губы.

Я тяжело вздыхаю.

— Ты больше не будешь к нему подходить? Отдашь слепок кому-то другому?

Ее взгляд смягчается. Она поднимает руку и кончиками пальцев касается моего лица.

— Я больше не подойду к нему, — клянется она.

Ее прикосновение легкое, как перышко, но все еще слишком неуверенное как. Маэра собирается убрать руку, но я осторожно перехватываю ее и прижимаю ладонь к своей щеке, наслаждаясь теплом. Все еще стоя перед ней на коленях, другой рукой я касаюсь ее лица.

Наш поцелуй начинается мягко и нежно, как и в самый первый раз, когда мы были еще подростками. Губы едва касаются друг друга, глаза остаются открытыми, дыхание сбивается. Я скольжу рукой по ее спине, притягивая ближе, устраиваясь между колен. Мои губы покрывают ее нежными поцелуями — первый, второй. Она опирается руками на мои плечи.

Я чуть отстраняюсь в намерении уйти. Унести с собой вкус ее губ, пока смерть не найдет меня на конце кнута кхер'зенна или в когтях дрэйгота. Но Маэра хватает меня за затылок и с новой решимостью притягивает обратно. На этот раз наши губы сталкиваются в отчаянии, нежность забыта и вовсе не нужна. Единственное, что имеет значение — стать ближе.

Я прикусываю ее губы, и Маэра приоткрывает рот с тяжелым вздохом. Одна моя рука прижимается к ее спине, притягивая еще ближе, другая — обхватывает шею, углубляя поцелуй. Она обвивает ногами мою талию, а из губ вырывается тихий стон, когда я покрываю поцелуями ее шею, опускаясь все ниже. Но стоит коснуться губами ключицы, как Маэра напрягается.

— Мы не можем, Аэлрик, — говорит она, и ее голос звучит прерывисто, пока она пытается отдышаться. — Я не смогу сделать это и потом отпустить тебя. Это сломает меня.

Отчаяние в ее голосе почти убивает меня, но я не причиню ей боль снова, ни за что на свете. Отстраняюсь, опуская голову ей на грудь,