Хозяйка молодильных яблок - Иви Тару

Сейчас же, увидев сказочную птицу на мачехиных плечах, не сдержалась:

– Матушкино это. Зачем взяла?

Велезара посмотрела, как морозом обдала.

– Велика печаль. Не убудет с тебя, если надену да покрасуюсь.

Милава же отступать не собиралась.

– Отцу скажу. Нельзя так…

Велезара повернулась, чуть наклонилась к ее лицу.

– Знаешь, на берегу будем костры жечь, да хороводы водить, вдруг да искра попадет, а то и в воду упасть может. Был платочек и нет. Что ж делать, такова судьба всех вещей. И не только. Отцу она скажет… – мачеха громко фыркнула. – Я вот тоже ему все сказать хочу: не дело в саду сухое дерево держать. Раз уж яблок нет, на дрова пойдет.

Промолчала Милава, голову повесила и ушла в сад. С тех пор и начался их разлад. Кончились притворные улыбки, начались разные козни, и так все мачеха поворачивала, что во всем, что плохого в доме вершится, Милава виновата. Отец сильно не ругал, но заметно холоднее стал, да и дел у него всегда столько, что к вечеру только и возвращался. Так что Велезара полновластной хозяйкой в усадьбе была; сундук с приданым Милавы к себе велела унести, и теперь плат с Жар-птицей часто надевала да еще и перед Милавой специально красовалась, знала, как больно ей материн подарок на чужих плечах видеть.

От этих невеселых воспоминаний девушку отвлек шум. Кто-то лез через только что стриженые кусты, лез да ругался. Понятное дело, кусты-то Милава сама сажала, самые колючие выбирала, чтобы козы да лошади в сад не забрели. Она метнулась в пристройку у дома, схватила первое, что в руку попалось, выбежала.

Посреди сада спиной к ней стоял рослый парень, лица не видно, зато плечи широченные, даже под рубахой видно, как мышцы бугрятся. Рубаха простая, беленая, а на поясе зато кинжал в ножнах. Вот потянулся он к рукояти, а второй рукой усыпанную цветами ветку нагнул, да как раз той самой многострадальной яблони, матушкиной.

– А ну не тронь! – крикнула Милава. – Не тобой посажено!

Парень развернулся на пятках, быстро, почти неуловимо. На Милаву уставился. Нет, не на нее, а на лопату, что летела прямо ему в голову.

Глава 7. Сломанная доска

Давно в Прибытково такого веселья не было. Ставили на улицах столы и лавки в ряд, несли угощение, не скупились припасы из погребов доставать – все оплатит боярин Турила по велению князя Ставра Премиславича.

Скатерти узорчатые стелили, расписную посуду ставили, несли на блюдах утиц и гусей жареных. Запахи съестного плыли над землей, заставляя наполняться рот обильной слюной. Будет пир на весь мир! Будивой с ног сбился, приглядывая, чтоб места и угощения всем хватило.

Гридни по лугу похаживали, на девиц и баб посматривали, подмигивали, усы и бороды оглаживали. А уж девки вырядились как на Красную горку или Комоедицу. Небось все сундуки распотрошили. Велезара тут же с обеими дочками стояла, соседей разглядывала. Всех девок, что на выданье, в самое лучшее нарядили. Значит, расползлись уже слухи по селу, зачем гость из столицы пожаловал. Ничего, еще посмотрим, кто тут первая красавица да умелица. Она дернула Беляну за рукав, тихо велела:

– Песню зачинай.

– Да как? – Беляна сделала круглые глаза. – Боярина-то нету еще! Чего зря глотку трудить?

– А я говорю – пой! Когда придет поздно будет, а так он на твой голос, как на манок притянется.

Беляна лишь вздохнула. Что ж – петь, так петь. Лишь бы матушка не ругалась после и не наказывала. Может ведь и в погреб посадить на всю ночь, а там мыши… Ее плечи непроизвольно дернулись. Глаза у Велезары недобро сверкнули. Беляна поспешила запеть, руку к груди прижала и выдала:

– Ой, как в лесу, да на лужочке, девицы гуляли… да плели веночки…

Голос Беляны сильный, глубокий разлетелся над селом, недаром ее всегда на посиделках просили запевать, и на Купалу в прошлом году она хоровод за собой вела и песню купальскую пела. Но тут в дело вступили и прочие девицы, там матери тоже не промах оказались, и вот уже множество голосов подхватили песню. Как кончили, новую завели, а ноги уже сами в пляс так и рвутся.

Гридни княжьи да отроки оживились, ближе подобрались, стоят, слушают, девкам такие взгляды кидают, что у тех дыхание перехватывает.

Будивой увидел неторопливо идущего Турилу, поклонился, на столы рукой указал:

– Просим отведать нашего угощения, гость дорогой.

Боярин кивнул, но глазами все по толпе рыскал, искал кого-то.

– Окольничего Стрижака не видел? Он из бани вышел раньше нашего, пока мы от жара отходили да квасом отпивались, взял и ушел куда-то.

– Да у нас тут потеряться трудно, – успокоил его Будивой. – Сады да поля кругом, лихих людишек давно не встречалось.

Боярин жестом подозвал нескольких гридней. Они выслушали его тихие приказания и разбрелись по селу. Будивой почесал в затылке. Столы накрыты, народ собран, но боярин за стол не торопился, стоял песни слушал, да сорванной веточкой по сапожку постукивал.

***

Огретый лопатой парень сидел на земле и держался за лоб.

– За что? – простонал он.

– А нечего по чужим садам шастать!

– Да ты знаешь, что за это с тобой сделать нужно? По княжьему указу, кто увечье нанесет, с того откуп в три гривны берется.

– По указу, как ты говоришь, откуп положен и с того кто чужому добру урон нанес.

Парень руки от головы оторвал и уставился на нее и интересом.

– Откуда знаешь?

– Оттуда. Отец сказывал. Он все законы знает.

– Ишь ты! И какое же я у тебя добро порушил?

– А кто яблоню чуть не сломал?

– Но ведь не сломал же!

– Конечно, – Милава потрясла в воздухе лопатой, – потому и не сломал, что я не дала. Скажи спасибо, что не железная, а всего лишь деревянная. Яблоки ей ворошу, когда сохнут, а то бы шишкой не отделался.

Парень потер лоб, там и правда вздулся шишак. Темно-русые волосы его волнами на плечи ложились, а вот бородка на солнце рыжиной отливала – видно, как у и Милавы, молодой Ярило волосам свой огненный цвет дарил.

– Ничего, шапкой прикроешь, никто и не заметит, – усмехнулась Милава. – Ты гридень из боярской дружины, что ли?

– Угу, – согласился парень. – Тебя как зовут-то, садовница?

– Милава я. Ладно, не серчай. Просто яблоня эта дорога мне, а тут ты полез. Зачем цветы рвать, когда можно просто так любоваться?

Парень посмотрел на яблоню, возле которой стояла девушка и нежно поглаживала по стволу.

– Ты что там