Тяжесть слова - Екатерина Ивановна Гичко

Утро выдалось хлопотливым для всех, кроме меня. Вещи были собраны и упакованы ещё вчера, и теперь сундуки выносили из комнат. Отец пришёл лично попрощаться с наагасахом. Мне он, улыбаясь, посоветовал быть хорошей женой, и я не нашла в себе сил ему ответить.

Чуть позже, после отца, пришла мачеха. Бледная, с красными заплаканными глазами. Она попросила наагасаха ненадолго оставить нас наедине, и тот неохотно уступил. Графиня опустилась на колени перед кроватью и, взяв в ладони мою руку, посмотрела мне в глаза.

– Я не имею права давать тебе советы, но всё же, пожалуйста, выслушай то, что я тебе скажу, – тихо попросила она. – Когда-то я поддалась гордыне. Никогда не поступай так, как я. Я не хотела, чтобы люди говорили, что я позабыла свою гордость и приняла оскорбление в виде тебя. Я отсекала привязанность к тебе. Никогда не поступай так! Любовь к мужчине не стоит этого.

Сказав это, она поцеловала меня в лоб и ушла, не прощаясь и не желая счастливого пути. Её визит оставил на языке вкус горечи, а в сердце – томительную тоску.

Уже после графини ко мне пришёл совсем странный посетитель. Я не смогла узнать его с первого взгляда. В сопровождении ехидно улыбающегося наагасаха в комнату вошёл парнишка лет тринадцати-четырнадцати, одетый в плотные зеленовато-коричневые штаны, такого же цвета куртку длиной до середины бедра, серую холщовую рубашку и крепкие кожаные сапоги. А на его голове восседал картуз чёрного цвета, из-под которого выбивались курчавые блондинистые волосы.

Ещё больше я удивилась, когда наагасах оставил нас вдвоём. Парнишка лукаво улыбнулся и хрипло спросил:

– Не узнала?

Я поразилась. Голос, пусть и слегка изменённый, был узнаваем. Передо мной стояла Дарилла. Видимо, на моём лице отразились все мысли, крутившиеся в голове, и сестра, раскинув руки, покружилась на месте, показывая себя со всех сторон и позволяя мне убедиться, что это действительно она. Закончив вертеться, Дарилла встала боком и многозначительно погладила себя по совершенно плоской груди. У неё там и раньше – в силу возраста – было не очень пышно, а сейчас вообще никакого намёка на скромное женское богатство.

– Ну как тебе? – Дарилла сняла картуз и задорно тряхнула короткими волосами.

Её прекрасные волосы были безжалостно и не очень аккуратно обрезаны. С такой прической у нас бегали все деревенские мальчишки.

– Что это? – наконец выдохнула я.

Сестра тихо, очень счастливо рассмеялась и упала на колени рядом с кроватью.

– Маменька отпустила меня, – шёпотом произнесла она.

– Куда? – не поняла я.

Глаза Дариллы наполняло опьяняюще счастье.

– Она отпустила меня посмотреть мир. Поездить по разным местам… – По лицу Дариллы было видно, что она всё ещё не может прийти в себя от радости. – Я не ожидала, что она согласится. Но она разрешила! Сказала, что пусть хотя бы я проживу жизнь так, как хочу.

Откуда-то из глубины поднялась сладкая волна счастья, словно это не Дарилла, а я исполняю свою мечту. По лицу расползлась глупая улыбка, и Дарилла, казалось, стала ещё счастливее, увидев мою искреннюю радость.

– Я, конечно, не одна еду, – поспешно прошептала сестра. – Путешествовать одной очень опасно, я всё же девушка. Поэтому маменька настояла, чтобы я замаскировалась под мальчика. Волосы, правда, жалко, но ничего, отрастут, – небрежно заявила она. – Со мной идет Ерха. Он раньше, по молодости, много шатался по свету. Притворится моим дядькой, а я его племянником. Маменька дала мне с собой денег и кулон. Я с ним смогу в банке взять ещё денег с её счёта, если понадобится. Я даже не знала, что у неё есть свой счёт в банке! – Глаза девчонки восторженно блеснули. – Для всех остальных, для папеньки и сестёр, я якобы еду на обучение в монастырь Всепрощающей Матери. Мы уже сегодня уезжаем, прямо сейчас. Я попрощаться пришла.

Тут её голос стал совсем тихим и грустным, а лицо расстроенным. Я подалась вперёд и, обняв за плечи, притянула к себе.

– Будь очень осторожна, – попросила я. – Деньгами не светите, старайтесь быть незаметными, в сомнительные авантюры не влезайте и не связывайтесь с плохими людьми. Карты взяла?

Дарилла хлюпнула носом.

– Взяла. – И с поспешной горячностью добавила: – Я тебя обязательно навещу! Не знаю когда, но через год-полтора обязательно навещу. Арш обещал, что разрешит мне погостить у вас. – Она вдруг расплакалась. – Я буду так скучать по тебе и переживать…

Я рассмеялась.

– Зачем переживать обо мне? Думаешь, наагасах позволит чему-то случиться со мной?

– И всё же. – Сестра всхлипнула. – Ты, пожалуйста, будь с ним терпеливее. Он правда будет стараться, чтобы тебе было хорошо. Он просто ещё не знает, как это сделать, поэтому будет много ошибаться. Не обижайся на него. И попробуй сделать его счастливым.

Счастливым? Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Сделать кого-то счастливым… Я часто думала о собственном благополучии, но ни разу о чьём-то другом. Стало противно от самой себя. Чего я жду от наагасаха, если не готова что-то дать в ответ?

Потрясение, которое я испытала, даже затмило мою радость за Дариллу. Прожить столько лет и не дойти до простой истины: если хочешь что-то получить, будь готов дать что-то взамен! Дарилла, которая прожила меньше меня, оказалась куда мудрее.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я.

Дарилла ещё долго целовала меня и сквозь слёзы повторяла, что она меня очень любит и мы обязательно встретимся. А я гладила её по голове, лицу, трогала её ладони, с лёгким удивлением отдавая свою ласку в ответ на заботу обо мне. И это было странное, удивительное ощущение. Разум продолжал упорно твердить, что все могут предать, время меняет всех и, возможно, я разочаруюсь в Дарилле. Но впервые я оказалась глуха к его воззваниям. Было так приятно просто принимать чужие чувства и отвечать на них. Не закрываться бронёй равнодушия, а отвечать. От этого в животе появлялось щекочущее ощущение, а в груди – странная лёгкость, и просыпалось возбуждение, похожее на то, что возникало у меня при поцелуях наагасаха.

Дарилла ушла, а я продолжала лежать и глупо улыбаться. Я слышала, как приходил король. Он церемонно прощался с наагасахом. Когда он зашёл, чтобы сказать слова прощания мне, я притворилась спящей.

Через два часа все были полностью готовы к отъезду. Наагасах помог мне спуститься вниз. Во дворе нас провожали отец, мачеха, сёстры и множество слуг. Практически весь двор занимали два паланкина: один наагашейдисы, другой наагасаха. Часть колесниц была уже за воротами. С удивлением я отметила, что вокруг наагашейдисы охрана стояла плотным кольцом, и наги были