Институт благородных дэвров, или Гувернантка для варвара - Анна Ледова

и сами дэвры молчали. То ли тоже прониклись, то ли так было принято. Ведь по их поверьям тут жили могущественные духи – может, их обижать не хотели.

В озеро дэвры заходили с почтением, прежде окропив собственной кровью воду. И полностью обнажёнными, сняв с себя даже украшения. Я как-то не сразу это заметила, заворожённая голубой зеркальной гладью. А когда заметила, то поняла, что возмущение, стеснение, заламывание рук – вот именно это сейчас будет неуместно. Рушить их торжественный ритуал мне не хотелось.

Так что я отошла подальше, укрывшись за раскидистым кустом с лохматыми ярко-оранжевыми плодами. Вода манила, и я не в силах была сопротивляться её притяжению. Постоянно оглядываясь, я сбросила с себя платье и даже нижнюю сорочку. Мне показалось, что только так и надо входить в священные воды, – какой природа тебя создала. И озеро Таупо меня приняло. Ласковое и тёплое, словно парное молоко, оно обняло и приятно охладило кожу. Тело и голова вдруг сделались лёгкими-лёгкими… Глаза закрылись сами собой.

– Выходи, аурем, – услышала я свистящий шелест в кустах. – Братец мой, Те Ваи, любит дев лаской убаюкивать. Выходи, пока не поздно…

Открыв глаза, я поискала глазами говорящего, но никого не увидела. А дэвры в полном составе – уже одетые в свои смешные юбки-штаны – топтались поодаль, старательно не смотря в мою сторону. Но я же только что зашла, и хойя тоже ещё в воде были… Приехали ведь утром, а сейчас солнце снова клонится к горизонту. Как это возможно?

На Чёрном Вепре не осталось и следа от вчерашних ожогов. И почему-то это меня не удивило. Нет, наверное, можно объяснить это научно. В Виндее, я знаю, есть озеро, кишащее улитками, они кожные болезни своей слизью лечат. Так и здесь: наверняка какие-нибудь полезные минералы в воде растворены. Цинк там, или ещё что… Но мне впервые не хотелось об этом думать. Вепрь просто сказал, что озеро волшебное – значит, так оно и есть.

Потом снова была возмущённая Имельда, так и не успокоившаяся с утра, вкусная еда, барабаны где-то вдалеке. Но всё это виделось будто сквозь завесу. Мелли отвечать не хотелось, хотелось спать.

Когда наутро очередные незнакомые дови принесли завтрак, я по наитию вышла из фаре. Напротив дома стояла тохунга с чёрными птичьими глазами и в накидке из перьев. Не знаю, что со мной сделало это озеро или водный дух Те Ваи: я просто смотрела на неё – и мне нечего было ей сказать.

– Вот и славно, – кивнула она. – Пойдём, аурем.

На её плече сидел попугай ко-капо.

– Аурр-рем! – каркнул он.

И я пошла.

Глава 18

Долго идти не пришлось – шаманка завела меня в соседний фаре, тот самый «дом знаний». Он оказался пуст внутри, лишь в центре высился деревянный истукан со зверски выпученными глазами. И со стен скалились бесчисленные физиономии: предки местных жителей. У меня возникло чувство, будто я нахожусь на кладбище или в фамильном склепе. Разве что вместо саркофагов здесь были искусно вырезанные в дереве лица.

Может, дэвры верят, что духи их предков живут в этом фаре-кура? Советуются с ними. Оттого и «дом знаний».

Яркий попугай слетел с плеча тохунги и устроился на голове истукана, не сводя с меня цепкого взгляда. Глаза у них с шаманкой были одинаковые, словно одна пара на двоих: чёрные, пронзительные. Старуха зажгла пучки трав в медных посудинах, села на пол, вытянув костлявые ноги и опершись спиной на идола. Затем повелительно похлопала ладонью по полу. Я опустилась рядом.

– И волосы распусти, ничья аурем.

Так я и сделала, а шаманка мягко накрыла сухой рукой мою голову, укладывая её на свои колени. И начала медленно перебирать пряди, прочёсывая их пальцами от основания. Может, в тлеющей траве был дурманный лист, может, её размеренные движения тому были виной, но веки налились свинцом, а в голове появилась та же лёгкость, как вчера была в озере. Время будто остановилось.

– Вижу твою тень. По отцу печалишься. А сама же из него силу тянешь. Не своей жизнью живёшь, ничья аурем, – наконец произнесла тохунга.

– Простите?.. – прошептала я, даже не удивившись тому, что смогла.

– Чего непонятного-то? Не своё дело делаешь. Взяла на себя много. Свою жизнь не живёшь – отцовскую забрала. А ему что оставила? Всё нельзя брать – половину берёшь, половину сама строишь. А у тебя ничего своего – всё у него забрала. Передавать то кому будешь, когда своей жизни нет?

Я не поняла этих иносказаний, но отчего-то дрожь пробрала. Сама я ничего ей об отце не рассказывала… Как она всё это видит?

– Память отобрала… – всё перебирала она мои волосы, будто читала их. – Мудрость. Опыт тоже. Рассудительность. И всё больше забираешь. А кто человек без этого? Ребёнок несмышлёный… Вот и мучается дух его, заблудился совсем.

Я только хотела объяснить ей, что душевные болезни, хоть и нельзя их вылечить, точно не являются следствием сглаза или «украденной жизни». Что мозг человеческий есть материя тонкая, и наука ещё обязательно с этим разберётся, но объяснять преждевременное старческое слабоумие мистикой никак нельзя… И снова не смогла вымолвить ни слова.

– Поучать любишь, – покачала головой шаманка. – Всё на рассудок полагаешься. Из отца дух тянешь, да ещё чужую ароху взяла. Либо вернуть надо, либо принять, как полагается – нельзя арохе без места-то… Много, много у тебя лишнего. Не веришь мне, вижу. Что ж… Те Хау, духу ветра, ты по сердцу пришлась. Помогу тебе. Те Хоата нынче тоже добрый, он дэвровой ярости напился, а ему это слаще мёда. Он мастак заплутавшие души из темени выводить, на то он и дух огня. Вот и выведем. Отца на исходе второй луны привезёшь сюда. Да только и сама, дочка, помочь должна.

Боги милостивые, опять какие-то духи, снова эти их непостижимые и примитивные верования… Но неожиданно для самой себя я тихо спросила:

– Что нужно делать?

– Вот и умница, – удовлетворённо кивнула тохунга, будто этот заданный мною вопрос и был решением проблемы. – Значит, так: узлов на себе больше не вяжи, от Вайруа-о-те-По, духа ночи, закройся, а Вайруа-о-те-Мараме, духу света, наоборот, уважение выкажи. А самое главное…

Растерянная и озадаченная, я вернулась в наш фаре. Сложно поверить во всё это, когда двадцать пять