Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева

с трудом ковыляя, бродил по пепелищу, пытаясь осмыслить пришедшую на Ладогу беду. Глядя на тлеющие угли и черное, выгоревшее дотла зерно, он даже не замечал боли от волдырей, что вздувались на теле.

— Воевода, — сказал кто-то голосом княгини Звениславы.

Он повернул темное от гари и копоти лицо. Женщина стояла, протянув руку, но так и не решилась его коснуться, заметив волдыри.

— Надобно… — он заговорил, но тотчас зашелся хриплым, лающим кашлем, и долго не мог разогнуться.

Когда он выпрямился, меж бровей у княгини залегла глубокая морщина.

— Надобно людей отправить на торг… утром же… пока не замерзли дороги, — все же вытолкал из себя Стемид.

— Отдыхай, воевода, — строго приказала Звенислава и поискала взглядом кого-то. Приметив, поманила рукой. — Мстиша, Ждан, — позвала она своего сына и сына Рогнеды Некрасовны. — Приглядите-ка за воеводой Стемидом. Чтобы дождался лекаря и все сделал, как ему велено будет.

Мальчишки быстро-быстро закивали, но упертый воевода не унимался.

— И Будимиру надобно весть отправить, и князю.

— Нет! — княгиня взмахнула измазанной в саже ладонью. — Князю знать об этом не потребно. Он на вече, ему о другом радеть следует. Сами управимся, — и она сверкнула глазами, до странности напомнив вдруг мужа.

Стемид нахмурился, готовясь перечить, когда сбоку прозвучал чуть насмешливый, до боли в груди знакомый голос.

— Все бы тебе с княгиней спорить, воевода.

Заговорившая с ним Рогнеда Некрасовна улыбалась, но ее брови были нахмурены, а под глазами залегли темные, усталые круги.

С каждым разом, когда он ловил ее взгляд, в сердце его возникала странная смесь трепета и отчаяния. Он был воеводой, храбрым в битвах, но рядом с ней чувствовал себя всего лишь жалким отроком, у которого за душой не было ничего.

— Будимиру я тотчас гонца отправлю, — меж тем сказала княгиня. — В Белоозере свои запасы есть… Коли удастся еще немного зерна прикупить — перезимуем. Как-нибудь…

Она все же не сдержалась, печально вздохнула и покосилась на пожарище за спиной. В воздухе стоял запах горелого хлеба; слышался бабий плач и горькие, тягостные причитания. В одну ночь сгорел людской труд множества седмиц.

— Князь осерчает, государыня, — Стемид покачал головой.

— На меня, — кротко отозвалась Звенислава Вышатовна. — Вернется в спокойствии домой — и пусть серчает.

Она отошла, и следом за нею увязался маленький Мстислав, а к воеводе как раз подошел теремной лекарь.

— Сперва на мальца погляди, — сказал вдруг Стемид и кивком головы указал на прожжённую искрами рубаху и перевязанные ладони Ждана.

Тот тотчас спрятал руки за спину и решительно помотал головой.

— Я мозоли натер, пока ведра таскал, — мальчишка переступил с ноги на ногу. — Матушка говорит, что до свадьбы заживет! Но я еще не вырос, и женихаться мне рано, а вот тебе, Стемид Ратмирович, самая пора!

Договорив, Ждан зыркнул глазами на матушку, которая стояла позади него. Выглядела Рогнеда так, словно готовилась надрать разговорчивому сыну уши.

— Самая пора? — протянул чуть ошалевший воевода. — А кто же так говорит?

— Все в тереме! — мальчишка важно подбоченился.

— А, ну коли так… — и Стемид покорно повернулся к лекарю.

Тот усадил его прямо на валявшийся на земле тулуп и принялся покрывать обожжённые руки и лицо воеводы густым слоем толченных в воде трав, что приносили прохладу и унимали боль.

Воеводе было нестерпимо больно, и он шипел ругательства сквозь зубы, не блажа в голос лишь потому, что малец Ждан отчего-то все крутился рядом и уходить не спешил. И мать не гнала его прочь.

— Ты-то нашто в огонь полез, Ждан Всеславич? — спросил он, чтобы отвлечься.

— Вся дружина тушила, а я отсиживайся, — мальчишка ковырнул ногой землю и дерзко поглядел воеводе в глаза.

Стемид улыбнулся.

— В дружину-то, поди, хочешь войти однажды?

— А то! — у Ждана глаза загорелись почище того пожара. Он сжал кулаки, позабыв про содранные мозоли, и подался вперед.

— А ведаешь, что там бывает таким вот говорливым и непослушным? — воевода жадно глотнул воздуха, когда лекарь дернул кусок рубахи, намертво прилипший к ожогу на предплечье.

Малец потупился, но на считанные мгновения. Немного подумав, он воспрял духом.

— Так ты ж меня защитишь, верно говорю, дядьк… Стемид Ратмирович? — он вовремя осекся, вспомнив, что ему попало в прошлый раз, когда вздумал величать воеводу дядькой.

И пришла пора уже Стемиду потупляться.

Неведомо, куда мог бы зайти разговор с болтливым, смелым мальчишкой, но появление десятника Горазда все изменило. Выглядел он смертельно бледным, и не только из-за своих ожогов.

Он что-то держал в руке и протягивал воеводе, который, поглядев на вещицу, закряхтел и принялся вставать с земли на ноги.

— Житницу подожгли, — мрачно молвил Горазд. — Кто-то поджег.

Князь Ладожский IV

Князь Ярослав стоял посередине круга, возвышаясь над собравшимися словно неподвижная скала среди бушующего моря. Вокруг него, в самых первых рядах царила мрачная, почти осязаемая тишина. Воздух был пропитан тревогой, словно перед бурей. Все взгляды были устремлены на князя.

— Вира должна быть выплачена! — прозвучал его голос, словно удар грома. — Наша княжеская Правда требует справедливости, и я не позволю никому ее попирать. Тому, кто нарушил мир, придётся заплатить сполна.

В его голосе звенела сталь, но в ответ тишина сгущалась, словно невидимая стена поднималась между ним и остальными.

Залесский князь Военег, отец княжича Воидрага, брат воеводы Видогоста, встретил слова Ярослава холодным взглядом и глухим молчанием.

Воины переглядывались, кто-то опустил голову, кто-то нахмурился.

— Я требую виры, — повторил Ярослав и указал рукой на князя Военега. — Твой воевода похитил ладожскую княжну. Он нарушил твой приказ, нарушил данное тобой слово. Он пошел против твоей воли. И он украл мою дочь.

Люди начали роптать, воздух вокруг стал ещё тяжелее. Ярослав крепко сжал руки за спиной, смотря по сторонам с холодной решимостью. Он старался казаться спокойным, но в его душе закипали противоречивые чувства.

— Какую ты хочешь виру, Ярослав Мстиславич? — с ним заговорил старейшина.

— Не будет никакой виры! — не сдержавшись, вперед выступил залесский князь Военег.

— Ты скажешь в свой черед, Военег Войславич, — осадил его старейшина, и тот было вскинулся, но смолчал.

— Кровь за кровь, — низкий голос Ярослава, звучащий, как удар железа по наковальне,