Перепрошит тобой - Жаклин Хайд

ума в течение нескольких недель, я в этом уверен, но все это не имеет значения. Это чувство собственничества не рассеется, и я больше не могу отрицать интенсивность желания быть рядом с ней.

Грызущая пустота в сердце не перестает расширяться.

Я уже пытался выпустить пар в электрической камере, но стены там слишком близко — кокон, который она создает вокруг моего тела, слишком давит на мои перегруженные чувства.

Я не мог оставаться и в своей спальне, не с промокшими простынями на кровати. Хотя, уверен, к этому моменту служба горничных гулей уже сменила их.

Одна мысль о ней посылает разряд электричества, пульсирующий вниз по моей руке и оседающий в ладони. Я сжимаю пальцы и прогоняю его. Раздраженный еще больше, я подхожу и сажусь на скамью снаружи капсулы электрического разряда.

Это смехотворно, думаю я. Вот я снова пытаюсь держать под контролем свои всплески силы. Я полагал, что связь с ней предотвратит это. Вместо того чтобы успокоить зверя во мне, все стало еще хуже.

Или, возможно, это спровоцировал ее отказ от меня, но по какой-то причине, что бы я ни пробовал, уровень моей силы не снижается.

Проклиная свою неспособность сосредоточиться на чем-либо, кроме произошедшего ранее и ее по сути безразличной реакции, я поднимаюсь на ноги и направляюсь к своей гардеробной, где беру серую футболку и пару сапог для верховой езды.

Я хватаюсь за любую возможность помочь избавиться от этого назойливого и в целом необычного затруднительного положения, в котором оказался — связанный с человечкой, которую держу в заложниках в своем доме. Я надеваю новую футболку, прежде чем направиться к ступеням, ведущим обратно в особняк.

Долгая поездка на Броме должна помочь. По крайней мере, это выманит меня из дома и подальше от нее.

Каблуки сапог отстукивают по паркету, когда я направляюсь к входной двери. Мои ноздри раздуваются.

— Эй, что происходит? — раздается голос Бернадетт, ее сладкая речь громко отзывается эхом.

Я замираю прямо у выхода и оборачиваюсь, замечая ее всего в нескольких шагах на лестнице, ее брови сведены на выразительном лице.

Она дергается, хмурясь на мерцающий свет люстры — та гудит и потрескивает от энергии, — и спускается по ступеням. Я чувствую ее беспокойство.

Я смотрю на приглушенные зеленые стены и массивную люстру, висящую над парадной лестницей, мысленно приказывая энергии стабилизироваться, прежде чем взгляд снова останавливается на ее захватывающей дух фигуре.

Она выглядит прекрасно в толстовке и штанах, а синие кошачьи очки опасно балансируют на переносице. Она в высшей степени очаровательна и слишком соблазнительна.

— Не хочешь со мной прокатиться? Я как раз собирался к Брому, — спрашиваю я.

— Ты спятил? Смотри, какая туча! Сейчас гроза разразится! — говорит она, спускаясь по лестнице, ее взгляд устремлен поверх меня, в окна.

Она выглядит как мечта, завернутая в желание и залитая в розовые спортивные леггинсы, с крошечными белыми носочками на ногах.

По мере ее приближения я чувствую, как уровень силы возвращается к приемлемому уровню.

Стоит Бернадетт приблизиться на расстояние вытянутой руки и нечаянно прикоснуться ко мне, как меня пронзает волна собственничества.

Она ахает, шокированно отдергивая ладонь, прежде чем поднести ее к лицу, и я замечаю дугу электричества, танцующую между ее пальцами, прежде чем она змеей взмывает к запястью.

— Боже мой, это ты все делаешь, да!? — констатирует она, наклоняя голову, чтобы выглянуть в окно, прежде чем резко посмотреть на меня с прищуром. Милое лицо искажается в рычании.

Буря снаружи стихает почти мгновенно, мои разбушевавшиеся силы успокаиваются от ее прикосновения.

— Что делаю? — спрашиваю с фальшивым спокойствием, хотя до меня уже дошло: Бернадетт меня заземляет.

— Ты знаешь, что. Я никуда с тобой не пойду, пока ты не начнешь давать мне ответы, — заявляет она, скрещивая руки на пышной груди.

Я смотрю на нее сверху вниз, и на моих губах играет легкая улыбка.

— Тогда ты их получишь. Пойдем со мной, и я покажу то, чего ты больше нигде не увидишь, — говорю я ей, решая, что, пожалуй, стоит все-таки попытаться за ней поухаживать.

Я не решаюсь рассказать ей о брачной связи, поскольку что-то подсказывает мне, что попытка принудить Бернадетт к чему-либо, даже к уготованной судьбой связи, может заставить ее сбежать без оглядки.

Но, возможно, если она получит все ответы, у нее не останется причин бежать. А если она все же убежит… Я не представляю, как отреагирую.

У меня есть несколько владений, которые я могу обустроить, чтобы удерживать ее, и во многих из них ей даже может понравиться, но будет проще, если она захочет быть там сама, вместо того чтобы мне пришлось ее запирать.

— Ладно, я пойду с тобой. Но лучше бы тебе начать все рассказывать, Фрэнк. Дай мне сходить за обувью, — ее голос внезапно оживляется, и она воодушевленно убегает.

По груди разливается тепло, а внутри все ликует. Я не могу оторвать взгляд от ее бедер, плавно покачивающихся в такт каждому шагу, пока она взбегает по лестнице. Челюсти сами собой сжимаются. Я никогда не стремился делиться с кем-либо сокровенным, и уж тем более с человеком, но теперь ясно одно: я не смогу жить без нее.

Так или иначе, она будет моей.

Глава 27

БЕРНАДЕТТ КРЕНШОУ



Чем дальше мы идем, тем безоблачнее кажется небо. Я уставилась на соблазнительную широкую спину Фрэнка, пытаясь осмыслить то, что только что увидела. Взглянув наверх, я почувствовала, как очки прижались к переносице, и прищурилась от яркого солнца. На небе ни облачка.

— Так ты можешь управлять погодой? — спросила я, и это прозвучало непринужденно, будто все в порядке вещей. У Шторм из Людей Икс, я уверена, было бы свое мнение на этот счет53.

Он остановился на покрытой травой тропинке, по которой мы шли к стойлам, и повернулся, встречая мой взгляд.

— Ты покормила Эдгара? — спросил он.

Я нахмурилась от недоумения.

— Да, а что?

— Нам, возможно, придется задержаться, с учетом всего, что я должен тебе показать, — сказал он, прежде чем снова отвернуться и продолжить путь, черт знает куда.

— Я покормила его.

Что Фрэнку не нужно знать, так это то, что после того, как я оставила его в коридоре сегодня утром и приняла горячий душ, мне потребовалась вечность, чтобы успокоиться и переварить случившееся. Я так часто ворочалась, пытаясь заснуть, что Эдгар разозлился на меня и теперь не позволяет прикасаться к себе. Я не могла успокоиться и до сих пор не понимаю,