Чего желают боги - Юлия Цыпленкова

здесь, а он там, и Хасиль таскает тебя за волосы. Если бы не я, то ты сейчас была бы лысой. Тебя некому защитить, так разве так поступает хороший муж?

– Хасиль глупая и злая!

– А Архам ее выбрал, – вновь ввернула я. – Даже двух дочерей от нее прижил, а потом бросил так же, как Эчиль, которую привез из другого тагана. И как тебя, которую любил больше остальных своих жен. Нет, плохой человек Архам, бестолковый.

– А Танияр ее не выбрал? – едко усмехнулась бывшая каанша. – Он тоже с ней был, а она к Архаму ушла. Его выбрала, а не твоего ненаглядного Танияра.

– Танияр дурного человека бы не приблизил, – покивала я. – Наверное, Хасиль все-таки не так плоха. Кто красивей ее в тагане? Даже ты не так хороша, как она. Отчаянная, смелая. Вон на сангар вышла и высказала, что думает. Кто на такое бы отважился? Нет, сильная женщина Хасиль. Если бы Архам ее любил, то, может, сейчас бы и не бегал по лесам с матерью-убийцей.

– Хасиль? – округлила глаза Мейлик.

– Хасиль, – кивнула я. – Мы все считаем ее глупой, а она вышла на сангар, и народ ее слушал. Не ту жену полюбил Архам, не ту. Хасиль всем хороша. Красивая, смелая, умная. Обдумала всё, нашла слова, чтобы людям сказать, и вышла…

– Сама?! – воскликнула третья жена.

Я не видела, но была уверена, что Берик и Эгчен, с интересом следившие за ходом нового допроса, сейчас подобрались в ожидании ответа бывшей каанши. И он последовал раньше, чем она успела ухватить смысл моей фразы:

– Да что она сама могла надумать? Только и может, что отравой плеваться. Если бы не я…

Мейлик оборвала себя и встретилась со мной шальным взглядом. Я улыбнулась и полюбопытствовала:

– А что ты?

– Ничего, – мотнула головой Мейлик.

– Если бы ты не подсказала ей? Ты это хотела сказать? Значит, ты надоумила Хасиль выйти на сангар, – утвердительно произнесла я, и лицо бывшей каанши вновь скривилось. Впрочем, слез уже не было.

– Я ничего такого не говорила, клянусь! – воскликнула Мейлик.

– А что говорила?

– Я… мы… – Мейлик с жадностью допила воду и стиснула стакан пальцами. Женщина поглядела на меня с мукой. – Ашити, клянусь, я не желала зла! Да, мы говорили с Хасиль. Мы говорили о нашем муже. Как было бы хорошо, чтобы он снова был с нами и чтобы всё было как прежде. Да, я злилась на Танияра, потому что это из-за него стало всё так плохо. Говорила, что Архам никогда не привадил бы кийрамов. Что Танияр рушит порядки, что он прогнал посольство Елгана, а они наши братья!

– Кто сказал, что Танияр прогнал Туора? – уже иным тоном спросила я.

– Так сам он, сам! – воскликнула женщина. – Когда уходил, тогда и сказал. «Ваш каан с кийрамами за столом сидит, а нас прогнал», – вот как сказал. Соседка моей матери слышала, она говорила, я Хасиль передала. – Она потерла горло ладонью, тяжело вздохнула и продолжила: – А еще вот о чем с Хасиль говорили, что было бы хорошо, если бы нашелся смельчак, который бы людям глаза открыл на Танияра, тогда, может… – Мейлик болезненно покривилась, а когда заговорила, голос ее прозвучал хрипло: – Может, люди приняли бы Архама обратно.

Она замолчала, и я спросила:

– Сама додумалась или кто-то надоумил?

– Что? – кривясь, переспросила женщина.

– С тобой кто-нибудь вел такие же разговоры?

Мейлик прижала ладонь к груди и вдруг пожаловалась:

– Больно. Жжет. Как огнем… жжет…

Лицо ее сделалось похожим на восковую маску, на лбу и висках обильно выступил пот, и женщина, вскрикнув, повалилась со скамьи на пол. Стакан выпал из ослабших пальцев и покатился по полу. Я в ошеломлении взирала на третью жену Архама, скорчившуюся у моих ног…

– Помо… ги… – прохрипела она и громко застонала от терзавшей ее боли.

– Отравили? – с недоверием спросила я и очнулась. – Знахарку сюда немедленно!

– Белый Дух, – пробормотал Берик. Он распахнул дверь и закричал: – Приведите Орсун!

– Да быстрее же! – выкрикнула я, опускаясь на колени рядом с бывшей кааншей. Женщина затихла, и было непонятно, жива она или муки ее уже закончились. – Мейлик, ты меня слышишь? Мейлик!

Я склонилась над ней и прислушалась – она дышала. Судорожно, хрипло, но дышала, хоть и была без сознания. Быть может, еще было не поздно. Мои мысли заметались, создав в голове поистине грандиозный хаос, и никак не удавалось выудить из моей дырявой памяти хоть что-то полезное. Но наконец сознание зацепилось за что-то дельное, и я произнесла:

– Надо промыть ей желудок, – после потерла лоб подрагивающей рукой и продолжила: – Нужно много воды и вызвать рвоту. Да, вроде так. Боги… что происходит…

Эгчен сжал мои плечи и вынудил отойти к противоположной скамье, здесь усадил и мягко произнес:

– Посиди, Ашити, отдохни. Я знаю, что делать.

– Х… хорошо, – гулко сглотнув, ответила я.

Вскоре вернулся Берик. Он сел со мной рядом, и теперь мы вместе наблюдали за деловитой суетой, которой руководил Эгчен.

– Нас разному учат, – сказал Берик без особых пояснений, я кивнула, и не думая уточнять. Ягиры оберегали свои знания. И даже то, чему сейчас Танияр учил жителей своего тагана, было лишь частью науки, которую проходили воины.

Вскоре прибежала Орсун, а следом за ней вошла Эчиль. Она уселась рядом со мной и некоторое время смотрела на Мейлик, над которой склонилась знахарка.

– Кто мог это сделать? – спросила Эчиль, особо ни к кому не обращаясь.

– Хотела бы я знать, – пробормотала я. Хаос в моей голове успел упорядочиться, и потому этот вопрос занимал меня уже некоторое время.

По всему выходило, что отраву подали в воде, потому что пришла Мейлик совершенно здоровой… Впрочем, я ее увидела уже зареванной и красной. Надо узнать точно. А если яд был в воде, то отравили уже на подворье, и убийца где-то здесь. О чем могла рассказать Мейлик? Чем она была опасна своему отравителю? Это тот, кто подучил ее подтолкнуть Хасиль на сарган, или есть еще что-то?

– Хасиль? – шепотом спросила я себя. Или вторая жена все-таки что-то скрыла и оговорила Мейлик, пользуясь тем, что о ней в Иртэгене мало что знают? Может, просто отомстила за то, что стала жертвой? Проклятие.

– Да ну-у, – протянула Эчиль. – Хасиль на такое не осмелится. Хоть и дрянная она, но трусливая. Если только кто опять подучил. Только не было никого нового на подворье, да она даже прислужниц гнала, когда ты ушла. Сидела у себя, как зверь в берлоге.

Я скосила на нее глаза, и первая