Чего желают боги - Юлия Цыпленкова

Он сел и подтянул меня к себе, но я уперлась ладонями супругу в грудь.

– Оставь меня, негодник, я гневаюсь, – фыркнула я на родном языке.

– Злись, моя прелесть, – ответил мне на нем же каан. – Я буду тебя обижаться.

Перестав играть в сопротивление, я ответила ему заинтересованным взглядом, а после произнесла на языке Белого мира:

– Ты будешь меня обижать? Или будешь на меня обижаться?

– Я говорил, что буду тебя обнимать, – уточнил Танияр.

– Обнимать и обижать – совершенно разные значения, – доверительно сообщила я. – А обижаться вообще дурно, иначе ты не мужчина, а девица.

– Я буду тебя обнимать, – повторил он на моем родном языке, а после перешел на свой: – Обижаться не буду, но за девицу стребую ответ.

– Какой? – Я кокетливо стрельнула в него взглядом, и негодяй расплылся в ухмылке, вынудив заподозрить, что наказана я буду вовсе не так, как рассчитывала.

Толкнув каана в грудь, я поднялась на ноги и покачала указательным пальцем у него перед носом:

– Не смейте выдумывать какую-нибудь пакость, мой дорогой, иначе я изгоню вас из спальни, и останутся там со мной только рырхи.

Танияр встал следом за мной и попытался поймать меня за руку, но я отступила и вновь покачала пальцем:

– Не-а, любезный, этот номер у вас не пройдет…

Каан не был любителем долгих разговоров, потому все-таки перехватил мою руку. После развернул к себе спиной и оплел руками, более не позволяя мне ни грозить пальцами, ни отстраниться, а затем прижался щекой к моей макушке:

– Мне не хватает твоего света, – сказал Танияр, и я затихла.

Играть мне расхотелось в тот же момент и, развернувшись к нему лицом, я заглянула в глаза своего супруга.

– Я люблю тебя, – шепнула я.

– Мой дар, – улыбнулся Танияр и склонился к моим губам…

А когда он отстранился, я уже не стала дурачиться и оттягивать. Мы вновь сели, и, удобно устроившись в объятиях супруга, я начала ему рассказывать. Каан не перебивал и не вмешивался в мое повествование. Он слушал меня, рассеянно перебирая в пальцах прядь моих волос, иногда кивал, соглашаясь с моими выводами и решениями. И когда я закончила, так и не произнес ни слова, продолжая размышлять.

Подождав некоторое время, я развернулась к мужу. Он улыбнулся, заметив мой вопросительный взгляд.

– И? – спросила я.

– Что?

– Что скажешь?

– Я возвращаюсь, – ответил каан, и я удивилась:

– Ты уже объехал все поселения, которые собирался?

– Нет, – сказал Танияр и вернул меня на прежнее место, после прижался подбородком к моей макушке: – Ягиры закончат без меня. Тебе я нужней. Соберу людей, поговорим, я успокою их. Тебя услышали – хорошо, теперь пусть выслушают меня.

– Что с Архамом?

– Он ушел по воде, – уверенно произнес каан. – На воде след не оставишь. Но пусть смотрят у Каменного леса, когда и с кем он пройдет. Куншале уходит далеко в сторону от гор, а рядом с Огчи она протекает, и значит, выйдут там.

– Задержать? Если с ними будет третий, то это уже доказательство связи Селек с илгизитами.

Я опять обернулась к супругу, но он отрицательно покачал головой. Теперь я развернулась полностью, встала на колени и устремила на каана недоуменный взгляд.

– Это его выбор, – сказал Танияр. – Если Архам решил идти по этому пути, пусть идет.

– Но…

– Я не убью брата, – отчеканил каан, и я открыла рот, желая высказаться, но муж прижал к моим губам кончики пальцев, вынудив промолчать, и произнес сам: – Если их остановят, то я должен буду казнить Архама, потому что он помог убийце каана бежать. Я не хочу этого делать, Ашити. Он не сделал дурного, и все обиды, какие нанес, мне не навредили…

– Угу, потому мы сейчас готовимся к возможной войне с Елганом, – проворчала я, но лишь констатируя последнюю выходку бывшего каана и его матери. А после вспомнила, что решила не вмешиваться в решение мужа в отношении его брата, и ответила: – Поступай как знаешь, жизнь моя.

Он с улыбкой провел по моей щеке тыльной стороной ладони, после подался вперед, поцеловал и, накрыв затылок ладонью, прижал ее к своему плечу.

– Пусть уходит, – повторил каан. – Он не принесет врагам важных для них сведений. Если Архам им еще нужен, то только для того, чтобы вернуть ему челык, но этого я уже не позволю. Я мог бы служить брату, как служил прежде, но илгизитам таган не отдам.

– А я позабочусь о пропаганде, – ответила я. – Не позволю никому туманить людям разум, они будут жить моими мыслями. Никто не причинит тебе вреда, любовь моя.

Танияр отстранился, его взгляд некоторое время блуждал по моему лицу.

– Как странно, – наконец произнес он. – Я всегда полагался на себя и ягиров, но даже не думал, что жена может стать мне щитом.

– Жене должно поддерживать мужа, – улыбнулась я.

– Мы едины, – ответил Танияр, а после вновь стал собранным. – Что хочешь делать с женами Архама?

– Пока закрою их на подворье, – сказала я. – Мейлик нужно прийти в себя после отравления. Хасиль, думаю, и сама теперь носа не высунет. А Эчиль…

– Я верю ей, – прервал меня Танияр.

И вот тут я поджала губы. Супруг глядел на меня, а я подыскивала слова для того, что собиралась сказать.

– Милый, – осторожно начала я, – Эчиль была верна тебе, она вела себя безукоризненно, но… – Мы встретились взглядами, и я продолжила: – Она меня обманула. Эчиль сказала, что не покидала своей комнаты, и не солгала, однако умолчала, что прежде побывала на кухне. Ягир видел, как она прошла к себе, когда шел за водой для Мейлик. Эчиль его не заметила, они разошлись, но воин видел, как она прошла мимо.

– Это не означает…

– Не означает, – прервала я супруга. – Как и не опровергает. Эчиль умолчала, это дает мне повод не снимать с нее подозрений. Если бы она сказала, что сама была на кухне, но, к примеру, никого не встретила, это было бы честным признанием, а она скрыла. Понимаешь? Эчиль скрыла, что побывала на кухне до того, как ягир принес воду Мейлик. Третья жена бывала у нее, они вели разговоры, и, может быть, Мейлик что-то могла мне рассказать, однако отрава ее остановила. Ты не можешь не признать за нашей свояченицей ум. Таган ее отца нам не дружен, более того, Налык, как ты и предсказывал, поспешил породниться с Елганом. По этой причине ты сейчас не рядом со мной, потому твои шпионы засели под носом двух каанов. И если убрать тебя, то у