Дженнифер Арминтраут - Жаркий поцелуй

— Ты бы не смог ничего сделать. — Я подвинулась ближе к нему. Кто знал, как бы все обернулось, если бы Зейн ответил на мой звонок. Петр тогда не застал бы меня одну. Но в таком случае он попытался бы меня убить в другой раз. — Рано или поздно это все равно бы случилось. Петр хотел меня убить. Ему нужно было меня убить. Не вини себя.

Зейн ответил не сразу, а когда заговорил, его голос был мрачен:

— Я расскажу отцу то, что ты рассказала мне, чтобы тебе не пришлось переживать все это вновь, но он все равно захочет с тобой поговорить. Он захочет услышать дословно, что тебе сказал Петр, и узнать, как выглядел убивший его демон.

Легкое беспокойство сменилось дурным предчувствием.

— Я знаю.

Вздохнув, Зейн посмотрел на меня. У него под глазами пролегли тени.

— Все так волновались. Отец был вне себя, как и весь клан. Позволь мне отвезти тебя домой. — Он поднялся и протянул мне руку. — Лейла?

Я встала. Ноги подкашивались, и я прильнула к Зейну в поисках поддержки. Прижимая меня к себе, Зейн довел меня до своей машины. Когда я посмотрела на него, он улыбнулся, но вид у него был несчастный — я знала: он не простит себя, сколько бы я ни уверяла его, что предотвратить произошедшее он бы не смог. И место, в котором я прожила последние десять лет, никогда уже больше не будет для меня «домом».

К нашему приезду большинство Стражей находились в доме, и мне нелегко было смотреть на них, задаваясь вопросом, кто из них разочарован тем, что я все еще жива.

Само собой разумеется, Илья с членами своего клана испарился из особняка, как только Зейн позвонил отцу и рассказал о произошедшем. Двое Стражей из нашего клана искали их, но вряд ли Илью найдут или как-то накажут. За попытку убить полудемона, пусть и без разрешения, ему, наверное, светит лишь дружеское похлопывание по плечу.

После Мориса, на радостях крепко стиснувшего меня в своих медвежьих объятиях, стоило мне выбраться из машины, первым ко мне бросился Николай. Он обнял меня с искренней улыбкой облегчения на губах.

— Я рад, что ты к нам вернулась.

И я поверила ему. Даже на лице Джеффа отражалось облегчение, как и на лице Эббота. Остальные же… такой же радости не продемонстрировали. Хотя я и не была ни с кем из них близка. Мы словно корабли двигались параллельными курсами.

Зейн оказался прав: Эббот захотел расспросить меня сам. Большую часть произошедшего рассказал ему Зейн, но Эббот желал услышать подобности о вмешательстве демона из моих собственных уст. Обманывая Зейна, я чувствовала себя виноватой, тело мое зудело, но в разговоре с Эбботом моя паранойя достигла новых высот. К счастью, мы сидели втроем, и я не ощущала себя как на допросе у инквизиции.

— И ты никогда не видела этого демона раньше? — спросил Эббот. Он сидел рядом со мной на диване, поглаживая бороду, — похоже, мой рассказ не убедил его.

Я решила подкинуть им немного правды. Той, что не навредит.

— Этот демон выглядел очень необычно.

— Что значит, «необычно»? — нахмурился Зейн.

— Он чем-то походил на Стражей. — Я очень надеялась, что в холодильнике есть хоть капля апельсинового сока.

— Верховный демон, — заметил Зейн, глядя на отца.

— Так что, может, я и видела его раньше, но в другом обличье.

Эббот пристально смотрел на меня несколько долгих мгновений.

— Поднимайся к себе и отдохни. Я пришлю к тебе Жасмин. Пусть приглядит за тобой и убедится, что все хорошо.

На меня нахлынуло невероятное облегчение, хоть я и знала, что это далеко не конец разговора. Но пока я была свободна.

— Простите за все беспокойство, что я…

— Перестань извиняться, — оборвал меня Зейн, его глаза снова пылали синевой. — Ты ни в чем не виновата.

Эббот мягко сжал мое плечо ладонью. Он не из тех, кто любит обниматься, так что в его случае этот жест можно посчитать за объятие. От накативших эмоций в горле встал ком. Я чувствовала вину, злость и предательство. Я лгала, но и Эббот тоже лгал. Я скользила взглядом по его уставшему красивому лицу, спрашивая себя: а был ли он хоть когда-нибудь честен со мной?

И какой выгоды добивался, оставляя в живых дитя Лилит?

— Прости, что мы впустили Петра в наш дом, — произнес Эббот, когда я встала. Его взгляд ожесточился. — Этот дом был надежным убежищем, а он проделал брешь в его безопасности.

— И его клан, — добавил Зейн хриплым от ярости голосом. — Как удачно они сбежали — сразу же, как узнали, что Лейла жива.

— Да. — Эббот тоже поднялся. — Мы обязательно во всем разберемся.

Я кивнула и уже повернулась, чтобы уйти. Сомневаюсь, что Илья или кто-то из его клана пострадает из-за того, что пытался избавиться от меня. А я совершенно уверена, что, как бы сильно Петр меня ни презирал, он не пошел бы на мое убийство без поддержки отца.

— Лейла, — позвал Эббот, и я остановилась у двери. — Еще один вопрос.

У меня все внутри опустилось.

— Да?

Эббот натянуто улыбнулся.

— Где ты взяла одежду, которая на тебе сейчас?

Несколько часов спустя желудок все еще скручивало. Меня мутило и от недомогания, которое наступало после поглощения души, и от осознания того, как я лоханулась. Я старалась не отходить далеко от ванной.

Одежда, чтоб ей пусто было, — как я могла о ней забыть? Как Рот мог упустить такое? Огромные спортивные штаны и футболка с какими-то хэйр-металлистами 1980-х годов явно не могли принадлежать мне.

И что же я выдала Эбботу? Что это моя бывшая спортивная одежда, которую я таскаю в своем рюкзаке! Что за чушь я сморозила? Что мужской одежде делать в моем школьном рюкзаке и почему я тогда переоделась, а сам рюкзак оставила в домике на дереве?

Мне хотелось дать себе хорошего пинка.

Эббот сделал вид, что принял весь этот бред, списав его на эмоциональное потрясение, но я совершенно точно знала, что он мне не поверил, — об этом говорили его улыбка и многозначительный взгляд. И потом он далеко не глуп. Так почему он тогда меня отпустил? Ждать, когда он выведет меня на чистую воду, еще страшнее.

Через десять минут, вцепившись в край унитаза, я снова опустошала желудок, избавляясь от всего, что Жасмин удалось в меня впихнуть после того, как она меня осмотрела.

— Боже, — выдохнула я после еще одного спазма. От рвотных позывов на глаза выступили слезы.

Затем к горлу поднялась душа.

Раздирая его, вцепившись невидимыми крючьями, она отказывалась выходить наружу. Желудок сжался, и я согнулась пополам. Наконец изо рта вышел белый дымок. Когда последний клочок души Петра оставил меня, тело сотрясла крупная дрожь, и я рухнула на пол.