Перепрошит тобой - Жаклин Хайд

исчезает, оставляя ротик в мягком знаке удивления, в который я скоро вгоню свой член.

Глава 24

БЕРНАДЕТТ КРЕНШОУ



— Что тебе нужно, Бернадетт? — спрашивает Фрэнк. Его член покачивается между ног, налившийся, толстый и вздутый, словно стал еще больше, чем в прошлый раз.

Боже, как же я этого хочу.

Внутри все сжимается, когда он проводит рукой вниз, от чего у меня текут слюнки. Ублюдок. Я встречаюсь с ним взглядом и собираю яичники в кулак, готовясь к тому, что вот-вот случится.

Если я и поняла что-то о Фрэнке за те несколько дней, что знаю его, так это то, что он любитель лишь подразнить членом, и с большой вероятностью я закончу тем, что буду ласкать себя сама позже, как только он укажет мне направление к устройству с интернетом.

— Мне нужен ноутбук, — говорю я, едва сдерживая смех при виде его озадаченного выражения.

— Никаких ноутбуков, — рычит он.

— Мобильный телефон? — спрашиваю я.

— Нет.

Я скрещиваю руки на груди и сверлю его взглядом, изо всех сил стараясь не опускать глаза ниже пояса. Он хватает еще одно полотенце. Я вздрагиваю, когда он начинает вытираться, начиная со своих светлых волос.

О боже.

Еще немного, и я буду умолять его утолить эту пульсацию между моих ног. Я бывала возбуждена и раньше, но сегодня, по какой-то причине, — это что-то совершенно невыносимое.

— Зачем? — спрашивает он.

Вопрос застает меня врасплох.

— Что зачем? — переспрашиваю я, мои соски напрягаются при виде того, как он вытирает грудь, дыхание сбивается, а сердцебиение учащается. Черт бы его побрал.

— Зачем тебе вдруг понадобился ноутбук? — спрашивает он, и в его тоне звучит искреннее любопытство.

Думай, Берни, думай. Почему мы просим ноутбук, а не набрасываемся на голого и уязвимого мужчину?

Ах, да. Чтобы выяснить, что он такое.

— Решила, что пора обновить соцсети, — отвечаю я, пожимая плечами. Я не собираюсь говорить ему, что планирую погрузиться с головой в изучение его деревни, его компании и его самого, пока не найду каждый клочок информации о том, кто он, что он и как здесь оказался.

— Я… — я облизываю губы, не в силах вымолвить ни слова, пока он проводит рукой по члену. Просто представляю, каково будет чувствовать его в себе.

Он ведет полотенцем вниз по груди, и мой разум становится пустым.

Я еще успею поискать о нем информацию, когда вернусь домой, не то чтобы это действительно было важно, верно?

Его серый взгляд опускается к моим губам, и я вздрагиваю.

Это не имеет никакого значения.

Потому что я трахну его, кем бы он ни был, каким бы видом или нечеловеческим типом сверхъестественного ни оказался, — зная без тени сомнения, что это войдет в число главных событий моей жизни.

Фрэнк Штейн будет трахаться как монстр, и о боже, как же я хочу его.

Как раз когда я открываю рот, чтобы сказать ему именно это, взгляд падает на знакомую бутылочку, лежащую в паре шагов от меня.

— Это мой гель для душа? — брови сходятся на переносице, а губы кривятся в недоумении, когда я разглядываю бутылочку с гелем на полу ванной.

Я делаю несколько коротких шагов, чтобы добраться до него, как вдруг твердые руки хватают меня за талию, и я вскрикиваю, оказавшись плотно зажатой между твердым членом и дверью ванной. Мой гель для душа с ароматом цветков апельсина с грохотом падает на пол, а я провожу ладонями вниз по твердым мышцам груди Фрэнка.

О боже, он восхитителен на ощупь.

Одной рукой он зажимает мои руки над головой, и я прикусываю губу. Мои соски твердеют. Его пристальный взгляд скользит по мне, и я выгибаю бровь. Я не против быть прижатой таким образом и не собираюсь никуда двигаться, особенно пока он втиснут между моих ног.

Киска пульсирует, когда его большие руки сжимают мои бедра, и жар разливается внизу живота.

— Я изо всех сил пытался избегать тебя и держаться подальше от тебя несколько дней, а ты месяцами мучила меня, взламывая мой мир, — говорит он, дыханием лаская мою ушную раковину.

Я прикусываю губу на слове «мучила», потому что я старалась, и приятно видеть, что мои усилия были замечены. Я не получала такого удовольствия целую вечность.

В ответ я обвиваю его ногами, насколько это вообще возможно. Он большой мальчик.

Мурашки бегут по плечам, а дыхание становится коротким и прерывимым.

— Я приехал в этот пустой дом вопреки голосу разума с единственной целью — удерживать тебя здесь до того момента, когда ты понадобишься мне, потому что ты дважды признанная преступница, лгунья и к тому же человек, и все же я все еще хочу тебя, — продолжает он.

Беспощадное дерево двери сильнее впивается в мою поясницу, пока он прижимается ко мне еще ближе, руками сильнее сжимая мои бедра, впиваясь в плоть, и он подтверждает то, что я уже какое-то время подозревала.

Он не человек.

— М-м… — я пытаюсь что-то ответить, но он обрывает меня, зажимая мне губы одной рукой.

Фрэнк склоняет голову набок, отодвигаясь, чтобы взглянуть на меня, его внимание скользит по моему лицу.

Он все еще прижимает меня к двери всем своим телом, не отпуская мои губы. Мышцы его живота напрягаются, заставляя кубики пресса играть под кожей.

Оранжевые искорки вспыхивают в серой глубине его радужек, и мой живот сжимается от желания. Мысли об Обри, о том, кем он может быть, кто эти люди в деревне, испаряются из моей головы, пока он прожигает меня взглядом. Похоть снова собирается глубоко внизу живота от одного лишь этого.

— Зачем тебе был нужен ноутбук, Бернадетт? — спрашивает он.

— В основном из любопытства, — бормочу я, отводя взгляд.

Он накрывает ладонью мою киску и проводит одним пальцем по клитору, посылая во мне искры желания.

— Любопытство сгубило кошку, — сурово шепчет он мне на ухо и вводит внутрь один толстый палец.

Я стону, мгновенно подаваясь вперед бедрами в поисках большего, и, прикусывая губу, снова смотрю ему в глаза.

— Значит ли это, что ты собираешься сгубить мою киску?

Он с силой прижимает ладонь между моих бедер, и я резко вдыхаю через нос, когда одной рукой он смещает меня. Это движение каким-то образом отправляет его пальцы именно туда, где я хочу их больше всего.

Сердце бьется яростно и неумолимо, будто пытается вырваться из груди и взлететь. Кровь стучит в ушах — это все, что я слышу, облизывая губы и безуспешно пытаясь придумать какую-нибудь остроумную