Зачарованный чай и колючий граф - Мария Жарова

взглядов. Он — холодный, надменный, я — взъерошенная, злая как оса. В конце концов он сдался первым — не потому что я победила, а просто потому что боль скрутила его снова. Он резко выдохнул, и всё его тело напряглось.

— Ладно, — сквозь зубы прошипел он. — Делай что хочешь.

Вот ведь неблагодарный... Я еле сдержалась, чтобы не вылить ему это всё на голову. Вместо этого я придвинулась ближе, смочила тряпку в остатках жидкости и осторожно протёрла рану.

Он аж подпрыгнул.

— Ай! Чёрт! Это что, кислота?

— Нет, это «слеза феникса», я же сказала! — огрызнулась я. — Теперь сиди смирно.

Пришлось приложить силу — просто придавить его плечо к полу, чтобы он не дёргался. Под рукой его кожа оказалась на удивление... горячей. И твёрдой. Мускулистой. Я почувствовала, как по щекам разливается краска. Чёрт. Ну надо же, голый мужчина в моём магазине... Какой кошмар.

Я старалась не смотреть на него, сосредоточившись на ране. А рана, надо сказать, делала чудеса. Прямо на глазах. Края её розовели, стягивались... Даже шрам начал бледнеть. Бабка, конечно, чокнутая, но в своём ремесле она гений. Или колдунья. Или и то, и другое.

— Ну что, — сказала я, отодвигаясь и пытаясь скрыть своё изумление. — Как себя чувствуешь, ваша светлость?

Он осторожно пошевелился, прикоснулся пальцами к тому месту, где ещё недавно зияла рана.

— Лучше, — нехотя признал он. — На удивление.

— То-то же, — я с удовлетворением отвинтила пузырёк. — А теперь давай-ка поговорим. Кто ты такой, почему в тебя стреляли, и что за «Лунные Тени» такие?

Он откинулся назад и закрыл глаза, будто от одной мысли об этом у него заболела голова.

— Это... долгая история.

— А у меня, как назло, вся ночь впереди. Витрину-то не починить до утра.

Он вздохнул. Долгий, тяжёлый вздох.

— Меня зовут Каэлен. Я... был главой своего рода. Пока мой собственный дядя не решил, что он справится лучше.

— Ага, — я кивнула. — Классика. Семейные разборки. И чем это обычно кончается? Серебряными стрелами?

— Обычно — кинжалом в спину во время пира, — ответил он совершенно серьёзно. — Но Варлок... мой дядя... он всегда любил театральность. Решил устроить охоту. Со сворой.

— Сворой? — я не поняла.

— Сероборцы. Наша... стража. Элитные воины. Которые должны были защищать меня. — Он горько усмехнулся. — Большинство из них теперь на его стороне. Те, кто не согласился... ну, с ними было не так весело разбираться.

Я слушала, и у меня в животе похолодело. Это было уже не похоже на сказку. Это пахло настоящей кровью. Предательством.

— И... они сейчас ищут тебя?

— О да, — он снова открыл глаза, и в них горел холодный огонь. — Ищут. И найдут. У них нюх хороший. Так что, — он посмотрел на меня прямо, — тебе действительно лучше меня вышвырнуть на улицу. Пока не поздно.

Я посмотрела на него. На этого надменного, раненого, преданного всеми волка в человеческом облике. И вдруг поняла, что не могу. Не могу просто взять и выкинуть его. Даже если он самый неприятный тип на свете.

— Слушай, Каэлен, — сказала я тихо. — Я, конечно, не специалист по дворцовым переворотам, но кое-что понимаю в травмах. Ты сейчас далеко не уйдёшь. Слишком слаб.

— Я справлюсь.

— Да, конечно. Превратишься обратно в волка и побежишь, пошатываясь, по улицам, оставляя за собой кровавый след. Отличный план. Тебя в пяти шагах найдут.

Он промолчал, потому что знал — я права.

— Ладно, — я поднялась и отряхнула юбку. Решение пришло внезапно, и было оно, наверное, глупейшим в моей жизни. — Побудь тут до утра. Отоспишься. А там... посмотрим.

Он уставился на меня с нескрываемым изумлением.

— Ты... предлагаешь мне остаться?

— Ну а что мне с тобой делать? Вытолкать? У меня сил не хватит, ты здоровенный. Так что да. Остаёшься. Но! — я подняла палец, — есть условия. Первое — не рычать. Второе — не кусаться. Третье — если твои дружки со стрелами появятся, я тебя даже не знаю, понял?

Он смотрел на меня так, будто я была самым странным существом, которое он когда-либо видел. Потом медленно кивнул.

— Понял.

— И ещё... — я оглядела его с ног до головы. — Найти бы тебе что-нибудь надеть. А то неудобно как-то.

Я порылась в старом сундуке в подсобке и вытащила оттуда какие-то штаны и рубаху, оставшиеся от прошлого хозяина. Вещи были старые, поношенные, но чистые.

— На, — бросила я ему. — Примерь.

Он посмотрел на одежду с таким видом, будто я предложила ему надеть мешок с картошкой.

— Это... что это?

— Это штаны, гений. Ты должен был их видеть. Ноги вдеваются вот сюда.

— Я понимаю, что это штаны! — он поморщился. — Но они же... ношеные. И пахнут мятой.

— А ты, я смотрю, не только знаток похлёбок, но и парфюмер! Ну-ка надевай давай, а то перед клиентами светиться не комильфо.

Он что-то пробормотал себе под нос, но всё-таки начал с грехом пополам натягивать штаны. Я отвернулась, чтобы дать ему хоть толику приватности. Слышала, как он кряхтит и ругается — движения всё ещё давались ему тяжело.

— Готово, — наконец проворчал он.

Я обернулась. И чуть не прыснула со смеху. Рубаха на нём сидела мешком, штаны были коротковаты, открывая щиколотки. Величественный оборотень-аристократ выглядел как бедный родственник, которого только что выгнали из таверны за неуплату.

— Что? — он нахмурился, видя моё выражение лица.

— Ничего, — я с трудом сдержала улыбку. — Тебе идёт. Очень... демократично.

Он ничего не ответил, просто плюхнулся обратно на мешки и закрыл глаза. Кажется, это было выше его сил.

Я потушила свечу. В магазине снова стало темно, если не считать полоску света от уличного фонаря. Я устроилась в углу, подложив под себя старый плащ.

— Спи, — сказала я в темноту. — Утро вечера мудренее.

Из темноты донёсся его голос, тихий и усталый:

— Спасибо.

Всего одно слово. Но прозвучало оно так, будто далось ему труднее, чем весь предыдущий