Между решениями (ЛП) - Джинджелл Вэнди

Даже тени танцевали и пели, и это было не слащаво, это была жизнь. Жизнь, дыхание и кровь бурлили в моём теле.

Оу, блин, сказала та часть меня, которая все ещё была способна думать. Оу, блин. Что мне теперь делать?

Я не могла видеть Джин Ёна, но и корабля тоже больше не было видно. Всё, что я могла видеть, — музыку и танец, и дорогу, на которую мне нужно было повернуть, чтобы она зазвучала у меня под ногами.

Представь, что это маленький червячок, предложил мой мозг, пока мои ноги разминали картофельное пюре на поверхности, которая притворялась намного большей, чем была на самом деле.

Червяк.

Но если это был червь, то, где же ниточка, ведущая к его источнику? Мне это было нужно, чтобы что-то сделать. Я перешла на бег трусцой, чтобы замедлить движение вперёд, и в отчаянии заглянула в приложение камера в поисках источника принуждения.

Я увидела лицо, которое мне не принадлежало, но не было совсем незнакомым. Возможно, это было моё собственное лицо, идеализированное и сделанное красивым с той скрытой красотой, которая почти пугает. Но это был источник — или, по крайней мере, средство для этого источника. Я нащупала буксир Между, прикреплённый ко мне волокнистыми нитями, которые были почти незаметны, и слегка ущипнула их, замедляя поток магии и надеясь, что это повлияет на силу охватившего меня зова.

Так и случилось; я не могла перестать танцевать, но мне удалось превратить свой бег трусцой в чарльстон, что позволило мне отступать назад при каждом движении вперёд и удерживало меня на одном месте достаточно долго, чтобы в отчаянии оглядеться по сторонам.

То, что я увидела, пробрало меня до костей. Я не помнила, как танцевала, перелезая через перила где-то на четвертом уровне корабля, но я уже миновала их и, танцуя, пробралась к краю палубы, а затем прыгнула прямо на палубу, если бы мне посчастливилось не стать шашлычком на различных металлических выступах по пути вниз.

Я тоже пыталась остановить чарльстон, но у меня не хватило сил. Теперь, когда я поняла, каково это, я почувствовала, как запели две другие сирены на палубе, хотя пение было направлено не на меня, а на Джин Ёна. Затем со стороны корабля, стоявшего у причала, послышался четвёртый слабый рывок, и я в ужасе повернула голову.

Глубоко в тени, которая мерцала только отраженным светом от стеклянных капсул с образцами, капала вода. И по мере того, как она капала, она становилась гладкой, упругой и… похожей на человека. А затем вода спустилась на палубу, и чешуя покрыла её обнажённое тело.

Капсулы. Капсулы были гнёздами. Что бы еще ни собрала экспедиция в Антарктиде, они привезли с собой и сирен.

Я попыталась замедлить свой чарльстон, чтобы хотя бы отправить сообщение остальным, и на мгновение танец и музыка не совпали. По моему телефону пробежала волна диссонанса, когда сирена поняла, что я танцую неподходяще для этой песни, — диссонанс, а затем более сильный и сладостный зов, который просочился даже сквозь те волокна, которые я зажала, и снова окутал моё сердце.

Это та ты, которую увидит мир, прошептал чей-то голос. Настоящая ты. Та, которая может танцевать в воздухе и вечно жить в умах и сердцах. Присоединяйтесь к нам. Мы прекрасны, и мы сделаем тебя тоже прекрасной.

У меня перехватило дыхание от восторга, и мои ноги снова двинулись вперёд: навстречу восхитительной смерти и ужасающей свободе.

Я даже не почувствовала, как падаю, но почувствовала силу внезапного торможения, когда рукав моей толстовки за что-то зацепился. Мне должно было быть больно, когда я вывихнула плечо, но всё, что я чувствовала, — разочарование.

Я потянулась, чтобы отцепиться другой рукой, и лёгкое дуновение ветерка донесло аромат до моих ноздрей, заставив невольно сморщить нос. Я заколебалась, болтаясь в толстом хлопковом одеянии, которое было недостаточно плотным, чтобы не порваться, и свежий вечерний ветерок обдувал меня. Я почувствовала запах Джин Ёна, как будто он стоял рядом со мной, и внезапное, шокирующее облегчение от того, что он, должно быть, всё ещё жив, оборвало всё нити, которые держали меня.

Палуба подо мной закачалась. Я вскрикнула и схватилась за перекладину изо всех сил, как раз в тот момент, когда у меня лопнула манжета, и инерция этого отчаянного движения заставила меня дико раскачиваться, а металл был холодным и скользким в моих побелевших пальцах. Я увидела палубу под своими покачивающимися ногами, тошнотворно далекую, и две фигуры, стоящие лицом друг к другу на самом носу.

Они не двигались, но я видела нити, волокнистые наросты, которые цеплялись за каждую частичку тела Джин Ёна и тянули его к сирену, который пел песню, которую я не могла расслышать, потому что песня была адресована не мне.

Я закричала на него, но Джин Ён, его голос был полон ярости, и он произнёс самым страшным шепотом, который я когда-либо слышала:

— Я — самое красивое существо на этом корабле, и я не позволю тебе стать ещё красивее. Я поступлю так, как захочу: уйди!

Сирен в шоке закрыл рот и покачнулся. Он сказал дрожащим голосом, который разнёсся по ветру:

— Ты отвергаешь меня?

— Мне не нужна твоя красота, — процедил Джин Ён сквозь зубы. — Я и так прекрасен. У тебя нет ничего, что мне нужно, и я не пойду с тобой. Моё сердце уже заполнено.

Сирен взвыл — пронзительный, горький вопль потери, который внезапно стал слышен так, что разрывало уши, — и я увидела блеск льда в его руке за несколько секунд до того, как он вонзил этот ледяной нож себе в грудь. Я не переставала испытывать злобное удовлетворение, когда он сложился пополам и потёк вниз, превратившись в короткую волну воды, которая плеснула на палубу, а затем растаял, превратившись в ничто. Это научило бы его пытаться убить Джин Ёна.

Остальные бежали в страхе, завывая, что позабавило бы меня, если бы я не была такой замерзшей и уставшей — сирены, которые противостояли злобе Атиласа, убегали от красоты Джин Ёна, — и он позволил им бежать.

Они исчезли в своих гнёздах, как вода, но Джин Ён даже не посмотрел им вслед: он посмотрел на меня и поднял руку, указывая на меня.

— Ты! — сказал он мне ослепительно властным тоном. — Ты не отпустишь меня, потому что иначе тебе придётся превратиться в вампира.

— Кажется, я не смогла бы, даже если бы захотела, — крикнула я ему вниз тонким и усталым голосом. — Блин. Мои руки примёрзли.

А потом я отпустила.

***

Кто-то укусил меня. Это причиняло такую же боль, как и удар палубы, и отталкивало кишащую, безболезненную тьму, приводя меня в ярость. У меня болело всё, от кожи до кончиков волос: глубокая, ошеломляющая боль, которая заставила бы меня закричать, если бы не лишила меня дара речи.

Тени и топот ног. Ветер, сильный, яростный и леденящий.

Крики и тепло чего-то, что скапливается вокруг меня, что вызвало бы зуд, если бы у меня были хоть какие-то чувства, не обострённые болью. Бьющееся стекло.

Плач.

Ноги дёргаются, пытаясь танцевать.

Плач оборвался рёвом, от которого, казалось, задрожала палуба подо мной.

Ещё один укус, более глубокий и болезненный, чем первый.

Холодный, жёсткий голос, который приказал:

— Отдай это ей!

Голос Джин Ёна, почти такой же холодный, говорит:

— Нет.

Это немного разбудило меня, и я обнаружила, что нахожусь в тени из крови и шёлка.

— Я сам выпью из тебя всю кровь и скормлю её ей!

Тень надо мной, которая была Джин Ёном, прорычала:

— Подожди! — без всякой вежливости, без угрызений совести и накрыла меня ещё плотнее.

Чей-то шёпот пронесся у меня в голове.

— Мой господин, я советую прислушаться к вампиру. Когда мы вернёмся в дом, всё можно будет пересмотреть. Обязательно ли нам обсуждать этот вопрос здесь?

— Я не умерла, — произнёс ужасный, скрипучий голос. Этот звук отдался вибрацией в моём носу и костях, и я снова услышала собственный стон, резкий и пронзительный, как у собаки, которую сбила машина. Я попыталась сказать: — Может, вы все заткнётесь и отнесёте меня домой? — но не уверена, что много успела сказать, прежде чем погрузилась в темноту и запахи.