Воля владыки. У твоих ног - Рия Радовская

— Во всех нас есть душа, — с сомнением сказала Сальма. — И в Нариме. Она была у владыки в прошлую течку, тайно напилась эликсира плодородия, представляешь? Что было… Нет, владыка ничего ей не сделал, даже к нижним не отправил, только пригрозил, что отправит, если такое снова случится. И в Махоне… Наверное. Она не была такой раньше. Что с ней станет теперь, Лин?

— Скоро узнаем, — в комнату шагнула Хесса, рубашка на ней была изодрана в клочья, сквозь лохмотья виднелись свежие царапины и голая грудь.

— О, великие предки! — воскликнула Сальма. — Что с тобой?

— Махону твою психованную скручивала, а у нее ногти и ножницы, — дернула плечом Хесса. — Хватит сопли распускать. Радуйся, что она эти ножницы тебе в глаз не воткнула. Вот это была бы жопа.

У Сальмы расширились глаза, она хватанула ртом воздуха и вдруг спрыгнула с кровати.

— Где она? Я хочу понять…

— Да там валяется, — Хесса посторонилась, уступая дорогу. — Клибы стерегут. Иди двинь ей.

— Д-двинуть? — переспросила Сальма, растерянно глядя на Хессу. — Нет, я просто хотела…

Она выскочила наружу, а Хесса с тоской посмотрела на потолок.

— Какие нежные все, аж тошнит.

Словно ответом на ее слова, по ушам ударил вопль, тонкий, пронзительный:

— Нет, нет, не-ет! Не на-адо-о!

— Воля владыки, — отрезал Ладуш. Прозвучало с необычной для него жесткостью.

— Пошли посмотрим, — Лин встала. — В порядке знакомства с местной жизнью. Такого я тут еще не наблюдала. Хочу знать, чем все закончится.

Вышли они вовремя, как раз в тот момент, когда клибы передавали вопящую Махону двум довольным кродахам из городской стражи.

— Красавица, — старший из кродахов ущипнул Махону за щеку. — И громкая, у нас многие громких любят. Благодарствуем, господин Ладуш, что и о нас не забываете.

Они ушли, вместе с ними ушел и Ладуш. Сальма стояла посреди зала, обхватив себя руками, и дрожала. Она была не одна, здесь собрались, кажется, все, и все с одинаковым выражением ужаса на лицах смотрели на закрывшуюся за стражниками дверь.

— И так будет с каждой, — сказала Лалия с жутковатой усмешкой. — С каждой, кто не дружит с головой, цыпочки.

Глава 19

Срок, отведенный Сардару и Фаизу на решение проблемы отрекшихся, подходил к концу. Асир почти не видел их обоих, не дергал, не отвлекал — давал время. Чего ему стоило это вынужденное терпение, знал, пожалуй, только Адамас, да еще Лалия. Выдергивал ее из сераля каждую ночь, но иногда и этого не хватало. Асир занимал себя чем мог. К нему потоком шли просители, от благородных до последних простолюдинов. Судил, миловал, отправлял в тюрьму и казнил, провел несколько спонтанных встреч с послами, принял представителей торговых гильдий, уже несколько месяцев ожидавших его благосклонности и внимания за городскими стенами.

Ваган дневал и ночевал во дворце: стражи сюда пришлось набить в последние дни столько, сколько не было даже в смутные времена, когда престол владыки Имхары пустовал, а юный Асир пытался не подпустить к столице тех, кто жаждал выцарапать у него из рук и власть, и страну. Ладуш умудрялся одной рукой подписывать устроившие Асира договоры с торговцами, другой — рассылать приглашения на грядущую ярмарку для знати и при этом расселять гостей и послов во дворце и столице, присматривать за сералем, в котором творилась какая-то ерунда то со скандалами, то с отстриганием волос, и заниматься закупками и организацией будущего праздника. День основания Им-Рока всегда отмечали широко, и Асир не собирался изменять привычкам. К тому же вся эта суета отвлекала его от главного.

Самая роскошная и длинная ярмарка года открывалась сегодня, и Асир по традиции собирался стать первым посетителем. Ради такого случая Ваган выгреб из казарм всех, кто был — очистили подступы к городу, расселили на время по ближайшим предместьям тех, кто сбежал из съеденных песками деревень, бедняков и искателей лучшей жизни.

И даже вопрос, кого взять с собой, не стоял, поэтому Асир вызвал к себе Лин сразу после завтрака.

Не заметить, что творится с пришлой анхой в его присутствии, было сложно. И даже не благодаря запаху, который в последнее время чувствовался отчетливо, слабее, чем у других анх, но гораздо ощутимее, чем в самом начале их знакомства. Просто Лин реагировала на него всей собой. Движения становились скованными и скупыми, будто она боялась невзначай то ли выдать себя, то ли лишний раз коснуться. Во взглядах читался не просто интерес, а пробуждающаяся тяга. Тело наливалось жаром и красками, тянулось к нему, чем сильно нервировало саму Лин.

Асир знал, что может надавить и не получит отказа, знал, но не собирался действовать, потому что хотелось — другого. Осознанного и принятого желания, нормальных реакций настоящей анхи на настоящего кродаха. Хотелось дать ей первую настоящую близость, первую полноценную вязку, когда придет время. А пока — осторожно ходить по краю, вызывая то на откровенность, то на смущение, понемногу подталкивать к пониманию происходящего. И наблюдать.

У него еще не было анх, не подготовленных к своей роли. Даже юные, девственные попадали в его руки готовыми — знали, что их ждет, хотели быть ближе, зачать и родить от владыки или просто жить рядом в ожидании своего кродаха. Они могли бояться, могли ревновать или завидовать, но они были анхами, даже самые сильные и непокорные, и понимали, что это значит. Лин пока не понимала. И Асир собирался показать ей все. Он не знал, была ли она влюблена когда-нибудь, но казалось, что нет, и неосознанное движение навстречу стоило поддержать. Приручить, вырастить из неопытного, неуклюжего детеныша анкара — настоящую роскошную самку, зверя, а из зарождающегося желания — полноценную жажду близости.

Лин с Исхири подходили друг другу и будто оба росли, сбрасывая тонкую молодую шерсть и детскую глупость. Асир часто видел их вместе. Он не входил в загон, сдерживал собственный запах и эмоции, но смотреть на двоих, резвящихся на траве, словно не зверь и человек, а два щенка, было приятно и забавно. Забавным было и вгонять Лин в краску. Взрослая, собранная, даже дерзкая иногда, она пунцовела сильнее стыдливой девчонки в первую