О Стуже и Перьях - Элиза Рейн

— Оставь меня в покое. Нет никакого договора, — говорит он, и в его голосе я слышу страх. Я во все глаза смотрю на то, как каким-то образом Каин и его волк становятся больше, их сила возрастает.

Он питается страхом, осознаю я.

— Боишься лишенного магии и крыльев Стража Одина, достойный Король, — шипит Каин. Его голос полон яда и сочится злобой. Сейчас он — абсолютно тот злодей, которым его все считают. — Я слышал сплетни и теперь вижу, что они справедливы. Ты правишь за счет тайн, а не силы, лжи, а не мужества. Ты слаб.

— Ч-что ты можешь знать о мужестве, — заикается отец. Но с каждым дюймом, что Каин становится больше, отец будто сжимается. Он ничем не напоминает короля одного из Пяти Дворов фейри.

— Ты не собираешься платить за безопасность собственной дочери, — ярость обволакивает его слова.

Сердце молотом грохочет в груди. Почему Каину не все равно? Он ведь беспокоится о секрете, а не обо мне, правда?

Отец задыхается, но ничего не говорит. Как он собирается защищаться? До последних событий никто даже не знал, что я существую.

— Ты жалок, — выплевывает Каин.

— А ты — преступник, — кашляет отец. — Всего лишь преступник, — он пытается встать прямее, но волк скалит зубы и рычит. Неконтролируемый страх ползет по моим венам, а король отшатывается.

Каин издает длинный, лающий смешок.

— Надеюсь, придет день, когда она укажет тебе твое место, — говорит он. — Её избрали боги. Отказываясь от нее, ты и от своих богов отказался. Ты гребаный веслингр, — когда отец не отвечает, Каин разворачивается и уходит из зала.

Отцу требуется долгое время, чтобы выпрямиться, и когда получается, он бесшумно выходит из зала.

Я оседаю около колонны, прижимаю лоб к прохладному дереву и закрываю глаза.

Я попросту выдумываю, что Каин был в ярости, потому что заботится обо мне. Это просто фантазия, подкрепляемая тем, что я увидела, как он меня защищал. Он хотел получить оплату, только и всего. Поэтому гнев переполнял его.

«Надеюсь, придет день, когда она укажет тебе твое место».

Он просто хотел унизить отца за отказ от договоренностей, дело не в том, что он беспокоится обо мне.

Отец назвал меня не той принцессой. Струсил перед Каином и отказался даже признать меня своей дочерью, что уж говорить о том, чтобы заплатить за мою безопасность.

Незнакомое чувство узлом завязывается в животе. Это не злость. Это куда больше злости.

«Ты правишь за счет тайн, а не силы, лжи, а не мужества».

Конечно же, я всегда об этом знала, но сейчас будто впервые понимаю это, будто осознание ударяет меня по лицу.

Я теряю уважение к собственной семье.

Я согласна с Каином. Надеюсь, настанет день, когда именно я покажу отцу, где его место. Сейчас я готова на все, чтобы стать той, кто будет давить на него, как Каин, будет пугать его до потери пульса. Чтобы доказать, что это он слабый, он дунга, а не я.

Мужество, честь, отвага. Суть любого достойного существа на Иггдрасиле, необходимые качества для Валькирии. И полностью отсутствующие в моем отце.

Сигрун права. Мое прошлое становится неважным. То, откуда я и во что меня заставляли верить, больше меня не определяет.

Но я могу стать той, кем захочу.

ГЛАВА 30

МАДДИ

Только войдя в мастерскую, я сталкиваюсь с полным сожаления взглядом Сарры.

— Все хорошо, — говорю я, пока она идет ко мне. — Надо было сделать, как Мартом, м?

Она обнимает меня, стараясь быть аккуратной с моим раненным плечом, и меня трогает то, что она запомнила.

— Где ты была после? — спрашивает она.

— Сигрун забрала меня в Гнездо Грифона.

Она вскрикивает.

— Правда? Зачем?

— Хотела спросить насчет того, что все ей рассказывали о медведице. Я видела её валь-тивар.

— Расскажи мне все, — просит Сарра.

— Только если у тебя есть бренди.

— Все так плохо?

— Не плохо, просто… внезапно, — я шумно выдыхаю. — Обмороки не смертельны.

— Кошки Фрейи, это же замечательно! — Сарра лучезарно улыбается, сжав кулачки от радости. Не сдержавшись, я снова обнимаю её.

— Знаю.

— Сигрун тебя вылечила? Я не знала, что она умеет.

Я качаю головой.

— Нет. Нет, но она сказала что знает, есть ли на ком-то печать смерти, и на мне… ее нет.

Улыбка Сарры исчезает.

— Тогда почему ты сказала, что обмороки тебя убьют?

— Либо это была ошибка, либо мне лгали.

Сарра моргает и поворачивается.

— Пойду раздобуду нам бренди.

Рассказав ей все, я еще раз убеждаюсь, что перешла в истории с родителями точку невозврата. Знали они правду или нет, они просто сдались.

— Ты собираешься поговорить с Эриком? То есть, хорошо, что ты всегда будешь приходить в себя, но Сигрун права, риск смерти остается. Быть Валькирией и так слишком опасно, чтобы еще и падать в обмороки.

— Знаю. Я поговорю с Эриком, но я не могу рисковать раскрытием моей магии памяти, и уверена, что эти две вещи связаны.

— Ты волнуешься, что если закончатся обмороки, ты потеряешь доступ к галерее ледяных скульптур? — спрашивает она.

— Да.

— Может, стоит с ней попрощаться? Ради твоей же безопасности.

Это слишком сложный вопрос, так что вместо ответа я пожимаю плечами.

— Не знаю. Думаю, мне надо обдумать это как следует, — будет ли галерея правда полезна здесь? Не знаю, есть ли там что-то на присутствующих здесь, но даже если так, разве я хочу жить, шантажируя кого-то, манипулируя ложью и секретами?

Возможность хранить большое количество информации помогает мне учиться, но разве вспомнить точный рецепт настойки против инфекций важнее, чем оставаться в сознании под водой, в воздухе или поднимаясь в гору? Все справляются с этим и без магии.

Я опускаю взгляд на поясную сумку. Если мы проберемся в архив, мне понадобится магия, чтобы запомнить всю информацию, что мы там обнаружим. Никто другой не справился бы с этим, не записывая на бумажку. Часть меня абсолютно уверена, что именно поэтому Фезерблейд показал мне Сокровищницу. Потому что Фезерблейд знает, что на такое способна только я и никто другой.

— Я вроде как обокрала Сигрун, — признаюсь я и опрокидываю остаток бренди.

— Чего?

— Там лежали в сторонке какие-то ключи, и я подумала что они от остальных