Туда, где кончается Лес - Лада Монк

самых близких.

Но когда огненная вспышка в небе миновала,

Деве явилась путеводная звезда

В небе ночном.

Я вижу в черном плаще полуночи спасение.

Мне было видение в первые часы нового дня:

Четыре атласных ленты муж привязал

К поясу подвенечного платья жены своей.

Первая лента была светло-желтой,

Как мякоть яблока,

Любимого плода стрелков и хитрецов,

И обожженное окончание ее было привязано к кусту майорана.

Вторая лента была нежно-розовой,

Подобно мягкой кожуре персика,

Угощения, что влюбленные дарят друг другу,

И прошитый конец этой ленты терялся в фиолетовой тьме базилика.

Третья ленточка, тоньше прочих, имела цвет

Яркого лучика осеннего Солнца,

Окрашенного прозрачным, как сладкий мед, кленовым листом.

И подвернутый неаккуратный край этой ленты покоился на листках тимьяна.

Четвертая лента была оттенка того же,

Что и первый цыплячий пух,

Оперение птицы, которая от других, поднимающихся к облакам, отличается тем,

Что крылья ее бесполезны.

И не было конца и края у этой ленты,

Она была порвана

И покрыта кровавыми пятнами.

Я вижу разрушение и потери там, где четвертый символ — лишний.

Мне было видение ясным днем:

Укрывшись опавшими лепестками цветов,

На гранитной скамье у пруда с водяными лилиями

Дремала молодая женщина.

Мягкую кожу безымянного пальца ее

Пронзила веточка гибискуса,

Впитавшего страдания и боль целого мира,

И болезнь потекла по ее голубым жилам,

Устремляясь к ростку в ее чреве,

За которым, стоит ему расцвести, в необычном обличии явится смерть.

Кто-то изображает гибельный дух старухой,

Но к нему

Явится он в обличии юной феи,

Просыпающейся после заката бабочки с пыльцой,

Которая, попадая в глаза, вызывает безумие,

Несбыточной мечты, имеющей крылья.

Я вижу погибель в химерах и Лунных мотыльках.

Мне было видение после полудня:

Золотая, серебряная и связанная из ветвей короны

Покоились на камне,

Пока сильная рука в траурной перчатке

Не подняла среднюю и не бросила в море.

Она тонула, но заставивший меня ужаснуться шторм

Пригнал драгоценный металл к берегу,

И амазонки приняли корону монарха

За диадему невесты.

Я вижу соблазн и тревогу на самых кончиках зубьев короны.

Мне было видение в предзакатный час:

Куколки из цветущих веток и лепестков,

Такие, как те, которыми играют в беседках безмятежные послушницы и малые дети,

Были изорваны массивными окровавленными когтями.

Я вижу в троллях угрозу.

Ее пухлые губки,

Блестевшие от ягодного масла,

Неслышно нашептали несколько слов

Защитного заклинания.

Гадалка с двумя зелеными глазами

И одним изумрудным, подвешенным к повязке на темных ее волосах,

Холодившим разгоряченный лоб,

Поглядела на доктора Генриха,

Собиравшего пирамиды

Из золотых монет.

Доктор Ф: Это самое короткое из твоих видений.

Жаклин: И самое страшное.

Доктор Ф: И самое бесполезное.

От сна, в котором бы ты увидела,

Кому я продал стеклянный сосуд с пиявками,

Было бы больше пользы.

Жаклин: Доктор, грядет кромешная тьма!

Мое имя — Жаклин, а не Кассандра,

И в мои предсказания Вам стоит поверить.

Доктор Ф: Маркитант или рыночный торговец —

Велика ли мне разница?

Если я у живых могу отнять драгоценности и злато,

То и у мертвых тоже.

И видение твое, сделает тебе больно эта истина или нет,

Не является точным,

Ты неверно толкуешь его.

Это будут не тролли,

Это будет более грозная сила,

Рожденная в песчаной буре.

Доктор Генрих замолчал,

Проводив взглядом потрясавшего посохом Темного Милорда.

Колдун обходил палатки и прислушивался к беседам за каждой завесой,

Чем бы она ни была –

Шепотом торгаша, считающего выручку,

Бормотанием дремлющей над хрустальным шаром предсказательницы,

Спором мастериц, вышивающих бисером, жемчугом, серебром.

Доктор Ф: Погляди на того человека

В полупрозрачной, изменяющей на свету цвет,

Как ведьмино варево в котле,

Накидке мага.

Посмотри, как он держится —

Не то затворник, не то безумец.

И ледяной, трезвый взгляд его говорит о первом.

Лишенный гармонии и чувства праздника,

Одолевшего, как неведомая хворь, всех горожан,

Он будет заметен в любом сборище и сброде

На этой площади.

Когда бы ты могла сказать,

Для чего он прибыл на рынок,

От твоих видений был бы какой-то прок.

И, сдвинув с лица мощный клюв ворона-падальщика,

Маску врача, исцеляющего чуму травами,

От коих порой перехватывает дыхание,

Доктор Генрих перегнулся через свой стол

И подозвал чародея.

Доктор Ф: Господин, может ли Вам чем-то помочь

Опытный врач, способный совершить невозможное

И поднять на ноги того, кого прочие доктора направили

К смертному одру?

Не требуются ли Вам услуги мага и предсказателя,

Умеющего предрешать грядущее и изменять прошлое?

Нет ли у Вас нужды в странствующем по белому свету и самым темным уголкам его

Торговце,

В палатке коего Вы можете отыскать все сокровища этого мира и многих других?

Милорд: Остатки магии покидают меня,

Мне не найти ответов на свои вопросы в городе этом

Без сторонней помощи.

О ней я и хотел бы попросить Вас.

Видели ли Вы, как в город входила дева

С длинными, точно летящая от тучи до земли молния,

Волосами цвета зрелых лепестков шиповника?

Не было ли при ней человека

В сапогах с длинными погнутыми шпорами?

Доктор Ф: Полагаю, ответ на этот вопрос, полученный от меня, Вас удовлетворит.

Милорд: Молю,

Не медлите.

Доктор Ф: Но…

Насколько мне известно,

Когда люди называют молчание золотом,

Они имеют в виду плату за свое немногословие или свою говорливость.

Милорд: И сколько Вы хотите?

Не томите!

Я должен знать, где она.

Доктор Ф: Любая услуга, господин, стоит денег.

Даже если эта услуга — указание правильного маршрута на путевой карте…

Не позволила доктору окончить речи своей

Актриса странствующего театра,

Со звоном бубенчиков и треском кастаньет,

Украсивших ее платок,

Появившаяся из-за завесы соседнего шатра.

Актриса: Милостивый господин,

Не вините меня в том, что я грела уши,

Но скажите,

Не носит ли дева, которую Вы ищете,

Белое платье с черной вышивкой и прозрачными лентами,

Сшитыми будто из настоящего облака?

Милорд: Вы видели ее?

Актриса: Сегодня утром она

Была на представлении нашего театра.

Я не знаю эту девушку,

Но спутник ее

Хорошо известен мне и моему любимому,

Пославшему меня к Вам

С приглашением посетить кибитку,

В темноте и тишине которой

Музы сами призывают людей к откровению.

И Темный Милорд последовал за Алексой,

Манившей его к разукрашенному фургону бродячих артистов.

За бархатными бордовыми шторами,

К коим были пришиты колокольчики и стеклянные бусины,

Мелькала тень Вольфа, наблюдавшего за чародеем,

В