Все потерянные дочери - Паула Гальего

class="p">— Ты умер в тех туннелях. Мы потеряли тебя.

— Вы думали, что потеряли меня, — уточняю я.

Она медленно качает головой.

— Нет, Кириан. Мы не думали. Твоё сердце остановилось. Магия Одетт не успела — она не смогла закрыть твои раны вовремя. Я сама оттащила её от твоего безжизненного тела. Я отдала приказ — принести тебя сюда, в тронный зал, чтобы почтить память.

Я вспоминаю бледное лицо Одетт, её вялую руку на моей груди и взгляд, уставившийся куда-то в мою спину. Когда заговорил Эрио, я понял: она смотрела именно на него.

Эрио. Сама Смерть делала ставку и решала, кто из нас сразится с ней: Одетт или я?

Оба. Мы оба были готовы умереть друг за друга. Одетт тратила слишком много магии, чтобы освободить Эрею и спасти меня… А я солгал. Я сказал ей, что смогу удержать туннели, что справлюсь, пока она будет рушить стены.

Я оглядываюсь.

Монеты. Взгляд натыкается на них — разбросанные повсюду.

По спине ползёт холод.

— Но… как?..

— Мы уже оплакивали тебя. Твои сёстры, твои солдаты… мы скорбели. А потом она пересекла стекло, нарушила покой подношений Эрио, украла эти монеты — и ушла в лес. Через несколько минут вернулась из тьмы. Вернулась сюда. И… вернула тебя с собой.

Сердце с силой бьётся в груди. Удар за ударом. Громко. Словно каждый из них говорит:

Ты знаешь. Ты знаешь. Знаешь, что это правда…

— Этого не может быть, — шепчу я.

— Кириан, Одетт вернула тебя с того света, — говорит она, серьёзно, почти торжественно. — Я не знаю как. Но она это сделала. Ты сам — доказательство.

Я сглатываю.

— Вот почему Аврора…

— Да. Вот почему она спросила, действительно ли ты её брат. И если честно… я рада, что она заставила тебя ответить. Потому что мне всё ещё тяжело в это поверить.

— Это я, — шепчу, не находя больше слов.

Нирида прикусывает губу.

— Это… чудо, — произносит она, но звучит неуверенно.

Или… чудовищность, добавляю я про себя. Наверное, она думает о том же.

— Значит… ты в порядке? — осторожно спрашивает она.

— Как новенький.

Она пытается улыбнуться — получается натянуто.

И тут меня озаряет.

Эрис.

— Что случилось с телом Ворона, который выдавал себя за наследника?

Он ведь убил меня. Всё это время, с тех пор как я отрубил голову настоящему наследнику, Вороны, должно быть, убеждали Львов, что Эрис жив.

Нирида потирает глаза.

— Мы пытались скрыть это… Но, как и многие видели тебя… солдаты знают, что Эрис сегодня был в туннелях. И что ты убил его. Снова. — Она тяжело вздыхает. — Я слышала, как некоторые уже называли его духом.

— Лучше уж так, чем правда, — тихо говорю я.

Нирида кивает.

— Ты в силах помочь мне? — спрашивает Нирида. — Дел невпроворот, и нам предстоит устроить коронацию.

Я сажусь, опуская ноги с импровизированного алтаря — несколько монет с тихим звоном падают на пол.

Ко всем теням мира… Теперь, когда я знаю, что значат эти монеты, кому они предназначались как плата, всё это кажется ещё более мрачным.

— Конечно. Я пропустил конец Львов — не собираюсь пропустить начало Волков.

На этот раз, когда Нирида улыбается, её улыбка кажется особенно тёплой, мягкой, почти нежной. Что-то в её лице смягчается, губы слегка подрагивают — и она обнимает меня. Ненадолго, сдержанно, почти мимолётно. Но по-настоящему.

А затем мы принимаемся за дело.

***

Ночь выдалась долгой, хоть и освободить город оказалось несложно. Сопротивления почти не осталось: большинство жителей Эреи с самого начала были на стороне Волков. Но всё равно нужно было подавить вспышки беспорядков, сдержать разбушевавшиеся празднования, остановить эйфорию тех, кто стремился мстить — разрушая лавки тех, кто наживался на страданиях угнетённых…

Мы направили несколько отрядов на патрулирование города. Другие возглавили охотничьи группы, чтобы отогнать иру, привлечённых остатками магии. Ведьмы умеют контролировать её — Одетт объясняла мне это — но невозможно полностью сдержать утечки энергии, особенно посреди войны.

Часть солдат осталась охранять границы, остальные занялись расчисткой последствий: рухнувшие стены, земля, разломленная надвое, тела, оставшиеся на поле боя…

Я без труда различаю тех, кто слышал о смерти своего капитана, от тех, кто видел моё тело.

Большинство, скорее всего, не были в туннелях; у них не было даже возможности подойти к тронному залу, чтобы отдать честь. Потому их лица отражают лишь переход от недоверия к облегчению.

Но есть и другие. Те, кто знает правду.

Или хотя бы её часть. Потому что даже я до конца её не понимаю.

Они не просто наблюдают с любопытством, не задаются вопросами о том, почему ходят такие мрачные слухи. Они отступают с моего пути. И шепчут про себя молитву Мари.

Часы проходят — и под конец ночи приходит то новое начало, о котором мы говорили с Ниридой.

Все собираются в тронном зале, том самом, что всего несколько часов назад служил мне гробницей.

От монет не осталось и следа. Кто-то убрал осколки стекла, усеявшие пол.

Нирида выбрала это место неслучайно — она сделала это осознанно. Потому что именно здесь всё началось. Здесь я отрубил голову наследнику Львов, Эрису. Здесь началась революция — тогда у меня не было иного выбора, когда они собирались казнить мою командиршу, мою подругу… и приговорить к смерти Одетт.

Может, ещё несколько месяцев дали бы нам преимущество: мы бы успели мобилизовать армию, эвакуировать часть эренитских Волков. Но Эрис не оставил мне выбора.

Я замечаю, как среди толпы начинается шёпот, когда я прохожу к капитанам, к Нириде, стоящей в первом ряду. Здесь же — ведьмы. И Дочь Мари, мать-королева шабашей Сулеги — Камиль. Она с осторожностью опускается на плечо Илхана, своего спутника, и тот так же осторожно поддерживает её, стараясь, чтобы никто не заметил её слабости. Она, должно быть, измотана после битвы.

Здесь и Эльба. Завидев меня, он долго смотрит, а потом медленно кивает. Он, похоже, тоже что-то слышал о моей смерти.

Я мысленно пересчитываю знакомые лица капитанов и их лейтенантов — и замечаю, что некоторых не хватает. Возможно, они в другом месте — лечат раны с помощью ведьм или помогают при передаче власти. Но я слишком ясно понимаю: некоторых я больше не увижу никогда.

В целом, атмосфера остаётся торжественной, но под ликованием таится холодная, сдержанная грусть. Победа досталась дорого.

Нирида замечает меня и пробирается ко мне. Спустя секунду одна из соргинак поднимает руки — и в зале приглушается свет. Над головами присутствующих пробегает шорох.

Сзади раздаются голоса — и