Забитая жена для генерала дракона - Кристина Юрьевна Юраш

Старый дворецкий. Тот самый, что подавал мне чай в первый день после свадьбы и сказал, глядя прямо в глаза: «Граф счастлив. А когда граф счастлив — и дом дышит».

Сейчас дом задыхался болью.

— Госпожа, — прошептал голос дворецкого, сухой, как осенний лист. — Потерпите немного… Я вам сейчас помогу. Только умоляю вас… не кричите.

Я кивнула. И зажала рот ладонью, чтобы даже стон не вырвался.

Он достал из кармана ливреи инструмент, похожий на клещи.

Я почувствовала, как его пальцы — дрожащие, но уверенные — коснулись моего уха.

Боль вспыхнула — острая, жгучая, как будто гвоздь врос в нервы. Я впилась зубами в кулак, пока слёзы не потекли по запястью.

Но я не издала ни звука. Лишь тихий всхлип.

— Простите, мне нужно его подцепить, — прошептал дворецкий, когда из моих глаз брызнули слезы.

Я кивнула, мол, ничего… Всё хорошо… Я терплю…

Щёлк.

Металл выскользнул из плоти и дерева.

Я пошатнулась. Едва не рухнула на пол.

Свобода ударила в висок — не облегчением, а шоком. Я пошатнулась, будто земля ушла из-под ног. Впервые за час я могла повернуть голову… и не сделала этого.

Я повисла, вцепившись обеими руками в каминную полку.

Дворецкий осмотрелся и спрятал клещи, осторожно держа гвоздь между пальцами, как улику. Его глаза — тусклые от возраста, но острые, как иглы — изучали меня.

— Вас накажут, — прошептала я, глядя на него. Голос дрожал, но не от страха — от благодарности, которую стыдно было показывать.

Вместо ответа мистер Брукс подал мне чистую салфетку — белоснежную, красивую, кружевную.

— Приложите к уху. Там кровь, — прошептал он среди шорохов спящего дома и тиканья часов.

Неловким движением я приложила ее к уху, не чувствуя облегчения. Казалось, ухо у меня огромное, горячее, и любое прикосновение к нему вызывает боль. Даже мысль о прикосновении к нему вызывает боль.

— Дворецкие хорошо разбираются в людях, госпожа, — тихо сказал он. — И я знаю… вы никогда бы не попытались убить ребёнка.

Он помолчал. Потом добавил, будто с трудом выдавливая слова:

— Я написал гневное письмо от лица семьи в лавку на Сент-Клер. И в мастерскую, где вы брали коробку. И даже в магазин лент. Пусть объяснят, как в игрушку попала опасная магия! Я уверен, что скоро всё наладится…

Глава 4

Я сглотнула ком в горле.

Какое хорошее слово «наладится».

Я сжала кулаки. Из моих глаз брызнули слезы обиды.

— Спасибо… — выдохнула я. — Но… я хочу уйти. Очень хочу.

Мистер Брукс посмотрел на меня долго. Потом опустил взгляд.

— Как дворецкий, я должен утешить вас. Сказать, что всё будет хорошо. Что граф одумается. Что правда восторжествует.

Он сделал паузу. И, когда поднял глаза, в них не было лжи.

Мистер Брукс снял перчатку. Положил её на каминную полку — акт маленького бунта: слуга не должен касаться хозяйки голой рукой.

— Но как человек… — он посмотрел на свою обнажённую ладонь и взял меня за руку, — я не имею права вас останавливать. После того, что с вами сделали. А будь я вашим отцом, я бы просто… выражаясь грубым языком… набил бы хозяину морду. Но, увы…

— Я не хочу оставаться в этом доме, — прошептала я сквозь беззвучные слезы.

Это была единственная мысль, которая вертелась у меня в голове.

— Я понимаю. Давайте сделаем так, — прошептал дворецкий, поглядывая за окно, где уже крупными хлопьями валил ночной снег. — Я знаю безопасное место, где вас точно никто не будет искать. Но там придется работать…

— Я согласна! — с жаром прошептала я.

— Мой брат — дворецкий в одном очень богатом доме, — прошептал мистер Брукс. — Я напишу ему письмо, и он вас примет. Там вы и спрячетесь. Я дам вам плащ и денег на извозчика. Вы доедете по нужному адресу и спросите мистера Герберна. А потом дадите ему письмо. Поверьте, в этом доме вам ничего не угрожает.

Я тихо закашлялась слезами, чувствуя, как шелестит новогодняя гирлянда под руками.

— Я… я согласна, — кивнула я. — На всё! Только бы забыть это всё как страшный сон!

Но тут меня обожгла мысль.

— Что, если я сейчас сбегу, то не станет ли это доказательством вины? — прошептала я, глядя на снежные хлопья за окном.

— Знаете, если человеку требуются доказательства вины, он не торопится с выводами, — негромко ответил дворецкий. — Тот, который торопится с выводами, не нуждается в доказательствах.

И тут же со вздохом добавил:

— К сожалению.

Глава 5

Мистер Брукс рассматривал гвоздь между пальцами — тонкий, тусклый, в засохшей крови.

Я протянула руку.

— Дайте мне.

Дворецкий замер.

— Госпожа… это боль.

— Да, — кивнула я. — Но это моя боль. И я не позволю никому её стереть.

Он молча положил гвоздь мне в ладонь. Я сжала его так, что острый конец впился в кожу.

Боль — знакомая. Почти родная.

— Я буду носить его с собой, — сказала я, словно давая себе клятву. — Чтобы помнить…

— Зачем бередить рану, госпожа? Лучше забыть. Боль не возвращает прошлое, — удивленно произнес мистер Брукс.

— Вы не понимаете, — прошептала я. — Я буду носить его с собой как символ того, что ничего страшнее, обидней, больнее в моей жизни уже не случится.

— Ах, ну если так, — вздохнул старый дворецкий.

Я оторвалась от камина.

Медленно. Осторожно. Каждое движение — как шаг по стеклу.

Боль в ухе вспыхивала при малейшем повороте головы, но я заставила себя идти.

На ящике стола лежал ножичек. Тот самый, которым я еще вчера разрезала конверты на приглашениях на праздник.

Праздник, который уже стал пеплом.

Разрушив две аккуратные стопки «Пойдем» и «Не пойдем», которые еще вчера были для меня очень важны, я посмотрела, как письма посыпались на пол.

Вот таким хрупким бывает счастье.

Как эти две стопки с письмами.

Ножичек лежал в ящике столика на бархатной подушечке — хрупкий, почти игрушечный. С серебряной ручкой в виде завитка.

Я сжала его в ладони.

Вернулась к