Хозяйка проклятой деревни - Данта Игнис

class="p1">Я закрыла глаза, и сразу всплыли кадры: Илидан с горящими синим глазами, троганы, падающие с неба как проклятые ангелы. Его голос: «Мой трон будет стоять на костях Каррье».

 – Демодрил,  – прошептала, впиваясь пальцами в колени. Плед сполз на землю.

Почему именно я? Я не умею сражаться. Не хочу магии. Мир Каррье огромен  – есть воины, магические гильдии, королевские шпионы. Пусть они спасают все! Я никогда не считала себя героиней, не стремилась решать судьбы мира. Так почему? Почему я? Я просто хочу, чтобы утренний ветер пах яблоками, а не пеплом.

Я никогда не просила быть судьей. Не училась различать ложь пророчеств и правду сердец. А теперь… Теперь я должна решить – убить человека, чтобы спасти мир, или поверить, что он сильнее судьбы.

Глава 23

Тишина. Не та, что давит или пугает, а тишина после бури  – хрупкая, наполненная шепотом листьев и скрипом тележных колес вдалеке. Неделя пролетела, как сон: ни прорывов, ни видений, ни Илидана. Даже Арти притих, будто смирившись с моим бойкотом. Я больше не носила его с собой, оставляла на ферме.

Илидана я не видела, хотя бывала в деревне – мы строили школу. Дом старосты, который я выкупила для этих целей, напоминал скелет великана  – почерневшие бревна, выбитые окна-глазницы, крыша, просевшая, будто под грузом вековых обид. Когда-то здесь решали судьбы деревни, а теперь только ветер гулял по покосившимся комнатам, перебирая обрывки старых ковров.

Пыль взметнулась сама. Старые обои, обугленные балки, битая посуда  – весь хлам поплыл к выходу, словно река, повинуясь взмаху моей руки. Нанятые мужики из деревни, стоявшие у забора, замерли, разинув рты.

 – Эй, Влас!  – крикнул один, толкая соседа локтем.  – Гляди, она ж без нас управится!

 – За это и плачу,  – огрызнулась я, направляя в их сторону ворох гнилых досок.  – Берите лопаты, а не языки.

Они засуетились, но я видела, как их взгляды скользили по плывущему в воздухе мусору. На улице то и дело мелькали детские лица  – они липли к окнам гроздьями, как спелые плоды на ветках. Девочка с косичками, дочь кузнеца, каждый день приносила мне лепешку, завернутую в тряпку.

 – Это за то, чтобы вы научили меня читать,  – говорила она, кладя сверток где-нибудь в сторонке.

Крышу чинили сообща. Я левитировала прогнившие доски, пока деревенские мужики ворчали, что «магия  – это жульничество». Зато когда балка, которую пять человек не могли сдвинуть, плавно встала на место по взмаху моей руки, даже Ярвик-скряга кивнул: «Ладно, сойдет».

В подвале нашли сундук с бумагами  – приказы полувековой давности, потрепанные карты. Хотели сжечь, но я сохранила. Карты, рисованные от руки, показались мне чуть ли не произведением искусства. Развесила их на стенах меж окон. История  – лучший учитель.

К концу недели стены стояли ровно, окна обрамляли новые рамы, вот бы разжиться еще магическим стеклом, пока пришлось затянуть их обычными пузырями. Внутри пахло сосновой смолой и старыми книгами, я развесила мешочки с сушеным мхом, поглощающим сырость. Оставалось только найти учителя, хотя бы одного. Дигеста обещала поискать кого-нибудь в Онвадине, но предупредила, что бесплатно никто не согласится. Я на это и не надеялась. Моя сантана разрасталась, так что скоро будут деньги.

В эту неделю я занималась не только школой. Вместе с Зеном мы придумали план нового дела. Я давно интересовалась рудниками в горах неподалеку от Адиль. Собрав второй урожай сантаны, я выкупила один серебряный рудник за бесценок и оформила документы на Зена. Теперь никто не явится и не выгонит нас оттуда, как только приведем все в порядок и вдохнем жизнь в это место. Здание школы я тоже купила и зарегистрировала на Тантана – он с радостью согласился.

Зен рассказал, что его папа был владельцем рудников. Парень с детства помогал отцу и многому научился, поэтому я со спокойной душой могла доверить ему это дело. Прибыль договорились делить пополам.

Оборудование для дробления руды, варки киновари и конденсации паров ртути мы пока взяли в аренду. Купим свое как только появятся деньги. Зен обещал, что сам все организует, а в помощники взял пока только Пригара.

Мы с Зеном стояли у входа в рудник. Его темное жерло зияло в скале, словно рот спящего великана. Внутри пахло сыростью и железом. Пригар, сгорбившись у телеги, проверял крепления на арендованном дробильном аппарате  – массивной железной штуковине с шестернями, ржавыми от времени.

 – Отец говорил, что в рудниках живет удача,  – Зен провел ладонью по мшистому камню у входа. На нем виднелись едва различимые буквы: «Шахта №7.».  – Главное найти ту самую жилу.

 – А мы найдем?  – спросила я, поправляя повязку на волосах. Утренний ветер с гор щипал щеки.

 – У тебя же нюх на прибыль,  – ухмыльнулся Зен.  – Иначе зачем вложилась в эту развалину?

 – Нюх?  – фыркнула я, поднимая фонарь. Свет выхватил из темноты лежни, поросшие грибком.  – Мне понравилось название. «Адильские серебряные жилы». Звучит… поэтично.

Пригар фыркнул, плюнув в сторону. Его руки, обмотанные тряпками, дрожали, пока он возился с цепями.

 – Поэзия не накормит,  – пробурчал он.  – А вот серебро  – да. Если сумеем его найти.

Зен бросил в него камушком:

 – Не ныть. Ты же сам клялся, что умеешь обращаться с ретортами.

 – Умел. Лет двадцать назад.

Я вошла в шахту первой. Темнота обнимала, как старый враг. Фонарь выхватывал стены, исчерченные кирками, обвалившиеся балки. Где-то капала вода.

 – Видишь?  – Зен указал на груду камней с блеклой синей полосой.  – Это кобальт. Значит, серебро где-то рядом.

 – И яд в придачу,  – добавил Пригар, стаскивая с телеги мешки.  – Красиво красным светится.

Пригар подразумевал киноварь, она ядовита, так как содержит ртуть.

Шахта зияла черным ртом в скале, изрыгая запах сырости и старой меди. Пригар, прислонившись к тачке с инструментами, курил самокрутку. Его лицо, изрезанное морщинами глубже, чем штреки в этой горе, кривилось в усмешке:

 – Ну что, хозяева, начинаем оживлять покойничка?

Дни пролетали в работе. Мы расчищали тоннели, чинили лебедки, а по вечерам, сидя у костра, Зен рисовал схемы амальгамации. Его пальцы, грубые от работы, ловко выводили линии реторт и конденсаторов.

 – Отец плавил так,  – он тыкал в чертеж обугленной палкой.  – Ртуть растворяет серебро, потом мы выпариваем…

 – И получаем чистый металл,  – закончила я, попивая сладкий травяной отвар.  – Если не взорвемся.

 –