По праву крови - Ксения Родионова

class="p1">Я задержала дыхание.

— Вы хотите переносить силу напрямую, да? Зачем?

Лезвие замерло в миллиметре от глазного яблока.

— Наконец-то интересный вопрос.

Наклонился ближе. Мой голос теперь дрогнул:

— Вам мало камней?

— Камни? Ты даже не представляешь, насколько мы переросли эти игрушки.

Неожиданная хватка на моих волосах заставила меня вздрогнуть, возглас недоумения вырвался из груди.

— Где документы?

Я зашипела от внезапного резкого рывка.

— Вы не сможете извлечь документы, без моего согласия, так что советую быть нежнее.

Он отступил, снял вторую перчатку и снова ласково проворковал:

— Нежнее? Ты права. Я и правда был слишком груб.

Он аккуратно прижал обнажённую ладонь к моему виску.

— Давай попробуем по-другому. Я просто возьму то, что нужно, прямо из твоей упрямой головки.

Сознание Кирона лавиной обрушилось на моё. Я знала, что он ищет воспоминания, и не противилась, показывая, как прятала документы в клочке параллельной реальности. Вот только открыть его не так просто: нужно добровольное начертание сигила-ключа — отличный трюк, которые когда-то показала мне мама.

— Успешно?

Его рука отскочила, как ошпаренная, а лицо исказила смесью восторга и ярости.

— Чертова добровольность! — удар кулака пришёлся на уже пострадавшую ранее столешницу. — Ты специально это сделала, да?

— А ты как думаешь?

В голове осталась зудящая затуманенность. Кирон потирал ладонь, самообладание вернулось к нему, как по щелчку.

— Ну что ж… Значит, будем убеждать тебя захотеть помочь. Ты умнее, чем я думал. Но это лишь продлит игру. И поверь, в конце ты всё равно начертишь этот сигил. Добровольно.

— Думаешь?

— Знаю.

Следующие дни я будто плыла в тумане, через смрадные болота. Сценарий повторялся с незначительными изменениями, тем не менее, в наших беседах Кирон не решался пойти дальше пустых угроз или несерьезной демонстрации силы. Влезал мне в голову, искал, за какие струны можно дёрнуть, но пока не находил нужной тональности. К третьему допросу у меня сложилось впечатление, что либо по указке свыше, либо по своим собственным соображениям он намерен был сохранить мою физическую целостность. После пятого — наступило затишье, а вместе с ним и первые серьезные попытки надавить на меня по-настоящему. Утром не было уже привычной каши, её не было ни в обед, ни вечером на ужин, впрочем, сам ужин был — стакан воды. Злость на несправедливость поначалу давала мне запал держать оборону. В режиме экономии сил я лежала на койке и пыталась отвлечься мыслями о том, как можно было бы унизить Кирона, будь у меня возможность. Второй день без еды я практически весь проспала. На третий день они добавили лишение сна: в камере постоянно стоял шум исходящий от хитрых маленьких подленьких кругов по углам. Одни из них шептались и хихикали без перерыва, другие — издавали низкий гул, третьи — свист. Никакой тишины. А ночью к тому же камера была ярко освещена мощными кругами света.

Голод, жажда и усталость шаг за шагом толкали меня к слому. Я ждала Кирона со дня на день с его едкой ухмылочкой и новыми не особо изобретательными подходами к беседе.

Звук открывающейся двери прорезал гул, уже ставший привычным фоном, я даже не была уверена, где именно он стоял: снаружи или в моей голове. Долгие тягучие секунды осознания, прежде чем я вскочила на ослабшие ноги, мгновение темноты перед взором от такого манёвра, и я почти упала в руки… Кайдена.

— Как?

Он молчал, крепко сжимая меня в объятиях.

— Кайден, как ты…? — голос посыпался ломкими сухими осколками, когда мои руки скользнули по рукавам его куртки.

Не по привычной потёртой коже, вышарканной в местах сгибов, но по аккуратному переплетению тёмно-синих нитей кителя. Непонимание сменилось неверием, неверие уступило место негодованию.

— Нет… нет, нет, нет.

— Анна, — его голос, не в пример моему, звучал ровно, лишь с крохотной ноткой беспокойства. За меня ли?

— Как это возможно⁈ Я знала, что ты не просто так вернулся, — мысли роились в больной голове, и язык озвучивал их быстрее, чем заторможенное сознание успевало проконтролировать его. — Ты же был с ополчением! Или нет? Когда? Зачем? Хотя, понятно зачем…

Я пятилась от него, пока не свалилась на койку, больно воткнувшуюся мне под колени.

— Не спеши с выводами.

Кайден не приближался, стоял, как истукан, мрачно глядя на меня, и его вид в инквизиторской форме заставлял мой пустой желудок сжаться. В груди дрожал раскалённый булыжник, за глазами пульсировала распирающая боль, пока мысли… мысли бились в стенки сознания, как рой разъярённых пчёл. Я закрыла лицо руками, будто это могло стереть отвратительную реальность вокруг, будто я могла проснуться от кошмара. И вот в один миг, холодная ясность ледяным озером разливается затапливает мой разум.

— Конечно же! Потрясающая игра!

Вместо слёз из меня вырвался сумасшедший истерический смех, а Кайден оставался на месте, выжидал.

— С самого начала? — наконец спросила я, когда смех отпустил.

— Да.

— Ты просто играл?

— Не совсем.

— Что было настоящим?

— Всё, но…

— А, вот они «но»! — я отчего-то хихикнула.

— Анна, сейчас не время разбираться в наших отношениях.

— Самое время, дорогой. Возможно, «потом» у нас уже не будет.

Он устало опустился на стул, пятернёй зачесал волосы назад и сцепил пальцу рук на коленях.

— Работа с отцом?

— Чтобы подобраться к его исследованиям.

— Он доверял тебе.

— Доверял. Наверное, не стоило.

— Возвращение?

— За документами, не более.

— Мог просто попросить.

— А ты бы согласилась?

— Теперь мы этого не узнаем. Про хранилище и тайник был в курсе?

Он кивнул.

— Но ты — носитель…

На мгновение лицо Кайдена будто пошло рябью. Кажется, мой разум начал оставлять меня.

— Было бы наивно полагать, что носители не сотрудничают с Инквизицией для собственной выгоды, — горько усмехнулся Кайден.

— Значит, я — наивная дура! — снова больной смех.

— Похоже на то.

— На тебе нет инквизиторских знаков.

— Свели перед миссией.

— Не знала, что так можно.

— Ты многого не знаешь. Анна, мы можем поговорить обо всём позже, сейчас мне нужно, чтобы ты вернула документы.

— Нет!

Кайден смотрел на меня с незнакомым мне выражением не то холодной расчетливостью, не то презрением.

— Не усугубляй своё положение.

— Да мне плевать уже!

— В тебе говорят усталость и обида. Верни документы и