Пшеничная вдова - Данила Скит

– Вы недооцениваете силу женского молчания. Так можно избежать многих неприятностей в настоящем, – Реборн проявлял чудеса терпения, удивляясь самому себе.

– Ночь слишком красива, она требует слов.

Подойдя к круглому столику, Исбэль схватила бутылку вина. Откупорив ее, она щедро плеснула в бокал и сделала большой глоток. Голова кружилась, вино плескалось в крови отчаянной отважностью.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Исбэль, плохо изобразив непринужденность.

– Замечательно.

На столе плясали тени от фруктов и высокой бутылки вина. Хрусталь бокалов зажигался оранжевым, и Исбэль невольно прислушалась: ей показалось, что она услышала мелодичный звук. Но быстро поняла – это лишь иллюзия. Пламя еще не научилось петь иных песен, кроме криков и треска.

– Мне никогда не нужна была власть, – к неудовольствию Реборна, Исбэль и не думала усмирять свой язык, – Она лишь тешит амбиции и питает гордость. Не вижу в этом никакой чести. Высший титул не приносит ничего, кроме обязанностей и бесконечных требований… но зато он дает возможности. Смогла ли обычная мельничиха взять сотню мешков пшеницы и раздать их нищим?

«Смогла бы королева одной луны остаться прежней пшеничной вдовой?» – подумала Исбэль, но предпочла не говорить это вслух.

– За возможности нужно платить, даже если титул неинтересен. Ответственность – меньшая из этих плат, – послышалось из темноты.

– А какая бОльшая?

– Страх.

– Страх… страх проникает в самое сердце и убивает его. Он лишает воли, парализует… нет в этом никакой пользы, – Исбэль прикрыла глаза, чтобы мебель меньше кружилась вокруг нее. Пару раз глубоко вздохнула, раздумывая, стоит ли засыпать прямо сейчас, – Я устала бояться.

– Вам ничего не мешает храбриться молча, – сделал еще одну попытку Реборн.

– Вот как, – выдохнула винные пары Исбэль, – Потому что я по сути в плену? – усмехнулась она, – Знаете, в детстве я все время таскалась за братом и однажды ему это надоело. Касс запретил мне ходить за собой, поэтому я начала делать это тайно. Тогда он сказал мне, что моя рыжая макушка торчит из-за всех углов замка и слишком яркая, чтобы ее не заметить. Сколько бы я не упражнялась в скрытности, ничего не выходило – Касс всегда знал, где я нахожусь. Плохому танцору все равно не утаить, насколько он плох в плясках на шесте. Вижу, вы не глуп. Кто есть кто станет понятно довольно скоро и без игры в молчание.

Ответила Исбэль только внимательная тишина, поэтому она налила себе еще:

– Хотите вина?

– Вино – пойло для мальчишек и женщин. Предпочитаю что-то покрепче, но слуги об этом не позаботились… – Реборн сделал небольшую паузу, – Или позаботился отец, чтобы они не позаботились.

– Если бы проклятье было действительно правдой, то вы бы не добрались до крепких напитков, – под хмелем Исбэль осмелела гораздо больше, чем была способна на трезвую голову, – Но у вас предусмотрительный отец… Я бы даже сказала, слишком предусмотрительный… ох, как кружится голова… Не поможете развязать мой корсет?

– Вы хотите, чтобы я вас раздел?

– В последнюю очередь… но я сама не смогу.

– Попросите об этом служанок.

– Как? – вскинула брови Исблэь, – У входа караулят три свидетеля. Вы же не хотите, чтобы пошли пересуды после первой же брачной ночи?

«Вино придает смелости даже робкой мыши», – это Реборн понял по заплетающемуся языку Исбэль.

– Если и будут какие-либо пересуды, то только в отношении меня.

Настала гнетущая тишина. Исбэль не показалось – лунный свет игрался с мечом. Бледные лучи запачкали серебряной пылью сталь, стекли по длинному лезвию и сверкнули на острие клинка.

– Значит, это правда, – на удивление ровно сказала Исбэль, – То, что про вас говорят.

Реборн напрягся. Кажется, был слышен его обрывистый, неспокойный вздох. Мышцы под черной тканью камзола стали каменными. Широкие ладони обхватили клинок. Слишком сильно, чтобы не осталось ран.

– Надеюсь, у вас хватит ума, чтобы не затрагивать эту тему.

– Видимо, вы слишком плохого обо мне мнения, – девушка отцепила тяжелые серьги с мочек ушей, и крупные жемчужины со звоном полетели на лакированную поверхность стола, – Как бы сильно я вас не ненавидела, насмехаться над этим – низость.

Если бы Исбэль повернула голову, то и без света почувствовала, насколько пристально ее разглядывает Реборн. Он старался понять, что творится в ее хмельной голове, по опыту своему зная: нет ничего правдивей, чем слезы скорбящей матери по умершему дитя и развязанный хмелем язык пьяницы.

Вино окончательно захватило разум Исбэль, хмель припорошил страх и пришпорил тревожные мысли, мигом согнав их на неугомонный женский язык:

– Сколько он мне отмерил? – глубоко дыша, решительно спросила Исбэль. Молчание Реборна для нее ничего не значило, даже если бы он заговорил, ее было уже не остановить, – Весну? Две? Я видела ненависть в его глазах, такая не может исчезнуть в один миг. Отец говорил, что королю Бернаду претит кровь, что течет в наших жилах. И этот человек вот так просто оставит меня в покое? – Корсет начал душить. Еще чуть-чуть, и она задохнется напрочь, – Ваш отец – жесткий человек, не побоюсь сказать, что жестокий. Но он не оставит Теллостос без наследника, потому что не захочет новых мятежей. Когда он придет? Завтра? А, может, прямо сейчас?!

– Вам следует меньше злоупотреблять вином, – жестко отрезал Реборн и встал.

– Ответьте.

– Он придет тогда, когда нужно.

Нет, она бы выпила еще. Пила бы, пока не закружился потолок, а цвета не стали такими яркими, что начало бы тошнить, будущее бы стало безразлично, а настоящее утонуло во тьме забытья…

Исбэль сорвалась с места. Уверенным, но нетвердым шагом подлетела к увесистому комоду рядом с небольшим диванчиком для вечернего туалета, отворила одну из дверок и нажала что-то на внутренней стороне стенки. Щелкнул потайной замок. Вынув оттуда небольшой кинжал, Исбэль кинулась к лоджии, чтобы глотнуть свежего воздуха. Послышался треск ткани.

– Что вы делаете?!

– Нечем… дышать…

Исбэль неистово резала на себе платье, освобождая многострадальное тело от тисков удушающей ткани. Реборн подскочил к Исбэль и разжал ее ладонь, заставляя выпустить кинжал. Холодная сталь со звоном ударилась о пол.

– У женщин Теллостоса кинжалы что, вместо украшений?!

– Я не виновата, что ваши люди так плохо обыскивают!

Одним движением Реборн развернул Исбэль, заставляя кружиться огни свечей в ее глазах. Резко потянул на себя завязки корсета, та сдавленно крякнула. Пока он, чертыхаясь на чем свет стоит, пытался разобраться в премудростях женской одежды, Исбэль пыталась заглушить в себе рыдания. Так и не сумев справить с завязками, заклепками и еще черт знает с чем, Реборн кинулся искать кинжал, а когда нашел, стал ловко разрезать