Пшеничная вдова - Данила Скит

Город украсили гирлянды из разноцветных флажков, стены домов расписали коричнево-рыжей хной. Кое-где прошел дождь и краска смылась, начав кровавый путь по влажным камням мостовой. Некоторые посчитали это знаком.

Исбэль стояла у входа в храм, крепко сжимая в руках букет из снопа пшеницы. Интересно, он все еще дышит? Может, душа уже покинула его тело? Хоть бы-хоть бы… Нет, живой. Стоит, ждет ее у алтаря. Как жаль… Королева сделала шаг вперед. Полетели яблоки. Сорт «Сердце Ясеня» собирался еще осенью и полностью поспевал только к следующей весне. На несколько мгновений воздух над головой Исбэль ожил. Под сводами храма выстроился еще один – сочный и краснобокий, и спелыми плодами попадал в толпу простонародья. Благородные лорды и леди аккуратно брали из корзинок символ своей милости и кидали его сквозь пустоту, отделяющую одну часть храма от другой – ровно наполовину, как того требовала традиция. А между ними и над ними – монарх, как обещание мира и процветания.

Одно небрежно брошенное яблоко полетело в Реборна, тот поймал его на подлете, повертел у носа, разглядывая глянцевые бока, и кинул в толпу слева – куда ему и место.

«Следует чтить священную дюжину, но одного Бога больше всех», – мраморная надпись выскакивала полукругом на подступах к верхнему постаменту, венцом накрывая присутствующих внизу.

Неистово горели свечи, сверкал и покачивался хорос под сводчатым куполом. Двенадцать арочных окон, стиснутых железными прутьями, двенадцать статуй Богов пред каждым, свет лился ласковым молоком, огибая каменные тела. Он слепил, не давая рассмотреть лиц, и лишь когда небо хмурилось или наставала ночь, Боги обнажали свои лица в обещание скорого рассвета и отступления тьмы.

Реборн стоял, как обычно, весь в черном, и даже свадьба не заставила покинуть его собственные поминки. Как хорошо, подумала Исбэль, не придется даже менять одеяние, когда он ляжет в гроб. Даже фата у нее была черной, как символ покровительства дома жениха над королевой – цвет Блэквудов. В Глаэкоре черный не считался траурным, но в Теллостосе было все иначе.

«И это тоже знак», – так подумала не только Исбэль.

Она встала на колени – как воплощение покорности, он остался стоять – как символ заботы и покровительства.

«Тюрьма, крысы и помои вместо еды – вот и вся забота», – зло думала Исбэль.

«Какое пышное платье, в нем хорошо прятать кинжалы. Она вонзила бы мне лезвие в шею прямо у алтаря, если бы могла. Хорошо, что ее обыскали», – думал Реборн.

– Великая дюжина, – верховный клирик вытянул сухощавые руки. – Мы собрались пред взором Богов, чтобы заключить священные узы брака. Взгляд Мудрости пронзает душу, Чистота дарит верность, Огонь попаляет недостойное, Прозрение умаляет ошибки пути, Доблесть возвышает честь, – холщовые рукава спрятали иссохшие запястья, открылась золоченая книга, – Любовь скрепляет все воедино! Это храм Огня, а огонь не отбрасывает тени. Да не врастет тень Безумия в судьбы, волею Богов отныне идущие вместе.

Король Бернад взирал на происходящее с постамента, возвышаясь над лордами и леди, простонародьем, молодоженами и даже заветом богов. Широко расставив руки, он уперся о мраморный парапет, врастая в него грубой северной кожей. Взгляд его был холоден и неподвижен. Он, словно тюремщик-надсмотрщик, примораживал им всех, находящихся внизу. Исбэль чувствовала его взгляд и от него шли мурашки по коже.

Старый клирик поднял книгу, слишком большую для его немощного тела, и сделал большой круг вокруг алтаря. Молитвы читались размеренно и вдумчиво, слишком вдумчиво, ибо в какой-то момент босой священнослужитель оступился на ровном месте и выронил книгу. Та плюхнулась на пол, и ветер тихо шуршал священными страницами. Храм ахнул. Затем настала такая тишина, что был слышен хруст откусываемого яблока, а за ним – опрометчивое, но смачное жевание. Реборн наклонился, спокойно взял книгу и с невозмутимым видом подал ее обескураженному священнослужителю. Исбэль напряженно вздохнула. Церемония продолжилась.

Казалось, это длилось целую вечность, но потом Исбэль встала, Реборн положил одну ладонь на ее голову, а другую отдал для ритуального поцелуя.

– Разве не принято вести жену из-под алтаря, взяв за руку? – спросила Исбэль практически вдогонку Реборну, когда тот уже повернулся и начал спускаться со ступенек.

Реборн поднял руку и раскрыл ладонь. Исбэль начала снимать перчатку с правой руки, размеренно, с решительностью оттягивая тонкий шелк. Пальчик за пальчиком. Ткань обнажила кожу и ее ненависть. Хищный взгляд малахитовых глаз мог испугать даже дикого вепря в лесу. Реборна посетили опасения, что слова, нашептываемые ею вслед за клириком, были не клятвы верности, а молитвы за его упокой. Королева мягко вложила свою ладонь в ладонь мужа, и, как только почувствовала его кожу, тут же, до боли, до крови, впилась в нее своими коготками. Реборн вздрогнул.

Первый вздох. Казалось, воздух вокруг мгновенно сгустился. С трудом входил в легкие, и с таким же трудом выходил. Исбэль сбежала со ступеней, будто упала вниз.

Второй вздох. Двери в храм заскрипели. Входники не удержали тяжелую древесину, и та под натиском внезапного порыва ветра оттянула их сильные руки. Раздался оглушительный грохот – дерево ударилось о мрамор.

Третий вздох. Промозглый ветер, надышавшись морской солью, пролетел над скопищем свечей, под его тяжелыми крыльями пламя в последний раз вытянулось, цепляясь за жизнь, и потухло.

Четвертый вздох. Взъерошенные служки кинулись по рядам свечей, вновь зажигая волю Богов. Десятки пар глаз сосредоточились на высокой фигуре в черном праздничном камзоле с королевской печатью на груди. Казалось, они следили даже за тем, как Реборн дышал.

Пятый вздох. По полу поползли мясистые лепестки баорелии – первых цветов по весне. Нежные и розовые, они подчинились воле ветра и кинулись прямо под ноги молодоженам. Реборн стал поднимать ноги выше, шаг его стал более размеренным.

Шестой вздох. Под натиском любопытства стерлись все границы, обычаи и статусы – каждый пытался занять лучшее место для обзора. Коридор за спинами молодоженов замкнулся живой стеной, смешав знать с простонародьем. Фата Исбэль зацепила больше сотни людей и потащила за собой.

Седьмой…

Хватит!

Исбэль одернула руку, сердце ее неистово колотилось: «Ну же… Я выплеснула все, что было. Это должно произойти прямо сейчас».

Словно морская волна, по головам зевак, открывая и закрывая рты, прошелся говорливый шум. Стража теснила простой люд, норовивший подобраться к ступеням храма. После этого дня наверняка найдется пара десятков людей, ходящих с вытянутыми шеями, словно гуси.

Один небрежный шаг, и Реборн качнулся. Подол невесты был слишком широк, а ткань – скользка. Исбэль почувствовала, как что-то ее удерживает, и с силой подалась вперед. Она