Земля воров - Карина Халле

поклоняются драконам, а не богиням. Это одна из многих причин, по которой они отделились от Норланда. — Он делает паузу, как будто обдумывая свои слова, прежде чем сказать: — Я должен извиниться за поведение моей семьи сегодня вечером. Они… с подозрением относятся к посторонним.

Я смеюсь.

— Я понимаю. Не думаю, что твой отец многого бы добился в жизни, если бы не был таким. — Я искоса смотрю на него. В тусклом свете его высокие скулы кажутся высеченными из камня. — Кроме того, я все еще твоя пленница. Я должна быть благодарна за то, что со мной так хорошо обращаются.

— Должна быть благодарна? — спрашивает он, приподняв бровь.

Я быстро улыбаюсь ему.

— Я бы предпочла вернуться домой, — говорю я прямо, надеясь, что, возможно, он сжалится надо мной и передумает.

Он сглатывает, и этот звук слышен даже за слабым стрекотом сверчков.

— Ты знаешь, что не можешь уйти. Я не могу тебя отпустить.

— Ты выглядишь почти сожалеющим, — замечаю я, убирая пальцы от яблока.

Он протягивает руку, срывает его с дерева и кладет мне в ладонь.

— Я не из тех, кто ни о чем не жалеет, — говорит он.

— Например, о том, что ты наставил нож на своего дядю. — Я верчу фрукт в руках.

Его улыбка острая, как лезвие.

— Я сожалею только о том, что не убил его на месте.

Я не уверена, как Андор вписывается в свою семью — его мягкое отношение отличает его от остальных Колбеков, — но время от времени я вижу в нем опасность, кровожадность, скрывающуюся за дерзкой ухмылкой. Я не сомневаюсь, что Андор убил бы своего дядю, если бы мог.

— И я не хочу жалеть о том, что пригласил тебя работать с нами, — продолжает он. — Думаю, что я — мы — можем обеспечить тебе лучшую жизнь.

Я сердито смотрю на него и подбрасываю яблоко в воздух, заставляя его поймать его.

— Ты ничего не знаешь о моей жизни, — говорю я, возвращаясь к двери и присвистывая, чтобы Леми вернулся.

— Но когда мы найдем твою тетю, — отваживается возразить он, и его шаги слышны на гравии позади меня, — ты больше ни в чем не будешь нуждаться.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему, чувствуя, как во мне вспыхивает гнев.

— Перестань вести себя так, будто ты делаешь мне одолжение. Ты просто хочешь использовать меня, чтобы получить преимущество перед другими Домами.

— Тогда позволь мне использовать тебя, и всем будет проще, — говорит он, и в его голосе слышны просительные интонации. — Нам. Всем остальным. На карту поставлено гораздо больше, чем просто ты и я.

Я ненавижу, когда меня используют, эта черта унаследована мной от родителей. Они очень громко заявляли о том, что свогеры используют граждан в качестве пешек в своей игре религиозного манипулирования.

— Леми, — зову я, игнорируя слова Андора. — Иди сюда.

Наконец появляется Леми, медленно идущий между рядами фруктовых деревьев. Он останавливается, поднимает голову и принюхивается.

— Собирается дождь, — говорит Андор, направляясь к двери. — Нам лучше зайти внутрь.

Мое сердце замирает.

— Подожди? Дождь? Здесь и сейчас?

Он останавливается и пристально смотрит на меня, нахмурив брови.

— Да?

— Пожалуйста, — говорю я, не в силах сдержать мольбу в голосе. — Позволь мне увидеть его. Позволь мне почувствовать его. Я не хочу идти внутрь.

— Почувствовать дождь? — говорит он, глядя на тучи. — Ты никогда…?

Я качаю головой.

— Однажды я видела кислотный дождь в Мидланде и успела укрыться. Это все. Я никогда не видела настоящего дождя, чистой воды, которая падает с неба.

Он смотрит на меня в течение нескольких секунд, вероятно, думая, что я отсталая или сумасшедшая. Затем пожимает плечами.

— Тогда ты оказалась в нужном месте. — Он вставляет факел обратно в держатель и прислоняется к стене замка, с любопытством наблюдая за мной в течение нескольких секунд, прежде чем снова поднять глаза к небу.

И тогда я чувствую это.

Капли воды на моей шее.

Я поднимаю глаза и замечаю каплю, падающую с темного, мрачного неба, и в одно мгновение время замедляется, и я вижу в ней отражение пламени факела, прежде чем она с влажным всплеском приземляется на мой лоб.

Я ахаю, не в силах скрыть восторг в голосе, и смотрю на Андора широко раскрытыми глазами.

— Одинокие капли всегда предшествуют буре, — говорит он мне, затем кивает на небо. — Вот она идет.

И вдруг небо как будто опрокидывает бочку с водой, дождь льется из туч и за считанные секунды накрывает нас. Он бьет сильно, отскакивая от моей кожи, пропитывая волосы и платье, а Леми начинает бегать кругами, радостно щелкая челюстями в воздухе, пытаясь поймать каждую каплю.

Я смеюсь — высоко, пронзительно, как не смеялась с детских лет. Затем, не удержавшись, я раскидываю руки, поднимаю голову к небу и начинаю кружиться с закрытыми глазами. Дождь льет и льет, и я чувствую, как он очищает меня от всего, что я когда-либо делала и того, что мне еще предстоит сделать. Возможно, именно поэтому Колбеки кажутся такими умиротворенными — постоянный дождь регулярно очищает их души и стирает все до чистого листа. Свогеры всегда верили, что люди очищаются огнем дракона, но этот способ кажется намного лучше.

Наконец, когда промокаю насквозь, я перестаю кружиться. По крайней мере, пытаюсь, но мир, кажется, все равно продолжает вращаться, и я теряю равновесие и начинаю крениться. Внезапно Андор оказывается рядом со мной, его руки обнимают меня и поддерживают, крепкие и сильные.

Я позволяю себе продлить радость на одну секунду дольше, чем следует, и прижимаюсь к нему. Он напрягается, задерживая дыхание, но не двигается. Его объятия влажные и теплые, и он не ослабляет хватки, не отпускает, пока я не понимаю, что должна оттолкнуть его.

Нельзя наслаждаться объятиями своего шантажиста.

Я выпрямляюсь, высвобождаюсь из его объятий и вижу странную темноту в его глазах, которая одновременно настораживает и интригует меня.

— Ну, теперь я полностью мокрая, — говорю я, и по тому, как его взгляд загорается, а брови приподнимаются, понимаю, что он сейчас думает об эвфемизмах. — От дождя, — говорю я, прочищая горло. — Пойдем внутрь?

Он кивает, на лице появляется призрачная улыбка, затем он поворачивается и направляется к двери.

Глава 12

Бринла

Я просыпаюсь от того, что Леми лижет мою руку.

— Иди на улицу, — говорю я со стоном, переворачиваюсь и натягиваю одеяло на голову. — Сходи пописай на улицу, — бормочу я снова.

Он скулит, и я слышу, как он опускается на