Мне тебя навязали - Лариса Петровичева

нависают над первым, третий — над вторым, почти смыкаясь над улицей, и казалось, что экипаж катил по грязному тесному ущелью.

– Нравится? – осведомился Рейвенар. Адемин мрачно покосилась в его сторону. Наверно, привезти ее сюда было какой-то его дрянной шуткой. Вот сейчас он прикажет высадить ее, укатит, а потом посмотрит, как принцесса в шелках и бархате доберется до дворца.

Но на его вопрос надо было правильно ответить.

– Я никогда не бывала в таких местах, – сказала Адемин. – Но для таких людей и отдала твой подарок.

Обитатели Подхвостья казались ей тенями, которые беззвучно скользили вдоль стен, останавливаясь и провожая экипаж принца цепкими взглядами убийц. Фигуры в грязных лохмотьях выглядывали из подворотен, откуда-то летел детский крик, тяжелый кашель чахоточного больного и грязная ругань. У Адемин кружилась голова – она чувствовала себя вьючной лошадью, на которую нагрузили слишком много.

Рейвенар усмехнулся. Казалось, он знает в Подхвостье каждый угол. Он не раз ходил этими улицами, забредал в кабаки с кривыми вывесками, поднимался по загаженным лестницам этих домов, и Адемин сказала себе, что это проверка. Что эта поездка может многое изменить.

Примерно через четверть часа экипаж принца остановился возле старой церкви. Ее высокие стрельчатые окна когда-то были прекрасны, но теперь почти все были забиты фанерой. С единственного уцелевшего витража смотрел святой с фонарем в руке – кто-то метко швырнул камень и выбил ему глаз.

– Храм Святого Дунстана во Тьме, – произнес Рейвенар так, словно привез Адемин в самую святую обитель королевства. Слуга спрыгнул с места возле кучера, открыл дверцу экипажа, и принц спустился на землю. Протянул Адемин руку.

– Идем?

Массивные дубовые двери, когда-то красивые и крепкие, теперь были источены древожорками. Они были открыты, как и двери в любой храм, и Адемин почудилось, что оттуда, из тьмы, кто-то смотрит на нее. Кто-то, который даже не имеет отношения к людям.

Она не хотела дотрагиваться до руки Рейвенара – и все-таки оперлась на нее. Светлые туфли опустились на загаженную мостовую церковного двора и сразу же потеряли цвет и блеск. Адемин машинально подхватила подол платья, и Рейвенар мягко и очень уверенно повлек ее в сторону церковных дверей. Тени, которые ползли за ними вдоль стен, сделались гуще, словно это жуткое место отторгало их.

– Отец Томас! – весело воскликнул Рейвенар. – Отец Томас, вы здесь?

Священник, который выскользнул из дверей храма, был таким же худым и оборванным, как все обитатели Подхвостья. Адемин даже не смогла определить, сколько ему лет. Лицо было осунувшимся и серым, покрытым морщинами, но прозрачно-голубые глаза сияли весело и молодо.

– Рейвенар! Давненько ты к нам не заглядывал!

Адемин покосилась на принца: его лицо, всегда такое напряженное и надменное, словно окаменевшее, сейчас смягчилось и разгладилось. В нем появилось спокойствие и тепло, словно Рейвенар вдруг оказался там, где его любили и безоговорочно принимали таким, каков он был. Сейчас не чудовище держало за руку Адемин, а привлекательный молодой мужчина, сильный и смелый.

Контраст был поразителен. Рейвенар словно сбросил маску, которую носил так долго, что она почти приросла к лицу.

– Как же я рад тебя видеть, – признался Рейвенар. Мужчины обменялись рукопожатием, и отец Томас с улыбкой обернулся к Адемин.

– Кто же это? – спросил он. – Неужели твоя жена?

– Знакомьтесь, – произнес Рейвенар. – Это Адемин, принцесса вендианская и саматрианская, и все такое. Адемин, это отец Томас, настоятель этого замечательного храма и мой большой друг.

Надо же, у монстра в человеческом обличье были друзья – впрочем, сейчас Рейвенар не выглядел монстром. В нем не было ничего пугающего, ничего такого, что заставляло сердце замирать, пропуская удары.

– Вы очень вовремя, дети, – сказал отец Томас. – Марта как раз вынула из печи пирог.

***

Как и полагается священнику, отец Томас жил при храме. Рейвенару казалось, что маленькая келья отражает душу святого отца. Очень аскетичная, очень чистая и светлая, она была островком порядка среди хаоса.

Здесь пахло старостью: воском, книжной пылью, вездесущей сыростью. В маленькой нише, прикрытой ветхой занавеской, стояла узкая кровать, возле окна расположился стол, занятый письмами и книгами, что щетинились растрепанными закладками.

– Помоги-ка, дружище, – отец Томас вытащил сложенный стол, и они с Рейвенаром принялись за дело. Стол разложили, набросили сверху серую скатерть, принесли скамью – и тут на сцену вышла Бриггис.

Сухая, поджарая, с прямой спиной и руками, исчерченными голубыми прожилками вен и старыми ожогами, одетая в темное платье с ослепительно белым фартуком, она, кажется, всегда была рядом с отцом Томасом. Бриггис относилась к нему, как солдат к генералу, и в ее глазах Рейвенар никогда не видел ничего, кроме почтения и любви.

Бриггис принесла чайник и разномастые чашки, большое блюдо с яблочным пирогом и протянула отцу Томасу нож. Тот разрезал пирог и предложил:

– Садись с нами, выпей чаю.

Бриггис отрицательно мотнула головой.

– Много работы. У мясной лавки Джереми какие-то новые оборванцы.

Отец Томас отложил нож.

– Надо подлатать? – спросил он. Бриггис снова мотнула головой.

– Я справилась.

Когда она ушла, священник несколько мгновений сидел молча, а потом произнес:

– Какое счастье, что есть у меня такой человек… – затем он негромко кашлянул в кулак и сказал уже громче: – Друзья, ешьте, пейте, не стесняйтесь. Яблоки в этом году мелкие и кислые, но мастерство дорогой Бриггис превращает их в изысканные яства. Вы любите яблоки, Адемин?

…Это было сказано так спокойно и просто, что Адемин вдруг почудилось, будто она не в маленькой келье, а в гостях у любящего дедушки – сидит в саду, и старый Говард рассказывает ей очередную сказку, а маленькая Адемин, которая еще не знает ни боли, ни страха, замирает от восторга.

– Да, – призналась она. – Мой дедушка часто угощал меня яблочным пирогом. Мы сидели в саду и…

Она вдруг посмотрела на Рейвенара и осеклась. Какое это имеет значение? Кому тут вообще нужно и интересно ее прошлое?

Но невидимая рука вдруг легла на плечо Адемин и негромкий, почти неразличимый голос шепнул на ухо: “Тебе здесь будет спокойно и легко. Здесь ты можешь не бояться”.

Как хотела она