Артём+ Элла= приключения по эпохам. - Людмила Вовченко

реконструкции: хитоны, калазирисы, римские туники, плащи, дублеты, шляпы, маски. — Мы всё это надеваем под эпохи?

— Когда требуется глубокая интеграция, — кивнул Артём. — Погружаешься — и среда не «выплёвывает» тебя как чужеродный объект. А иногда… — он потёр нос, — иногда это просто красиво.

— Красиво — это когда меч сидит в ладони. Но… — она поддела пальцем мягкий греческий хитон, приложила к себе. — В таком я бы ходила.

— Тебе пойдёт всё, — сказал он и тут же кашлянул, как будто уронил лишнее.

Она развернулась — медленно, от плеча. На секунду тень от ткани легла ей на грудь, обрисовала линию талии. Он сглотнул. Улыбка у неё стала ленивой, как у кошки.

— Хранитель, — протянула она, — ты опасен словами.

— Я стараюсь компенсировать неловкость точными формулировками, — выдохнул он.

— У тебя отлично получается. Будешь отвечать за протоколы и поцелуи.

— Теперь у меня две ставки? — оживился он.

— И две ответственности. — Она шагнула ближе, прошептала: — Не подведи.

Он кивнул — и едва не уронил на себя манекен с римским плащом. Манекен, к счастью, поймала она. Надёжно. Его — тоже.

— Я же говорила, — Элла засмеялась негромко, поправляя стойку. — Ты опасен в статичных экспозициях. Пойдём доработаем день там, где можно падать без ущерба для истории.

---

Всё остальное время они моделировали «ловца»: составили график ночных обходов, привязали датчики к секторам, где уже «хрипела» система, попросили у Офелии выделить им доступ к живому логу (в обмен Артём пообещал отчёт, от которого старшие хранители заплачут от счастья). К вечеру Библиотека звучала иначе: как дом, где знают, что на ночь двери закрыты, окна проверены, а на кухне оставлен свет, чтобы не удариться пальцем о стул.

И между всеми этими «проверено», «сделано», «уточним» бесконечно проклёвывалось другое: их. Случайные касания скользили привычкой, взгляды задерживались на долю такта дольше, чем требует «служебная дистанция». И даже когда они молчали, тишина становилась плотной, как бархат.

— Завтра проверим «корону», — сказал он, уже отключая терминал. — И… если будет тихо… — он запнулся. — Я хотел показать тебе одну рукопись. Она про Афродиту. Там есть… легенда.

— Легенда? — её улыбка стала очень медленной. — Про раковину и море?

— Почти. Про то, как предметы, хранённые с любовью, лечат не хуже лекарств.

— Тогда завтра — море. — Она подняла ладонь; он на секунду задержал её пальцы своими. — И легенда.

— И море, — повторил он.

Когда они разошлись по своим крыльям, Библиотека стала тише. Но по коридорам всё равно шёл лёгкий ток — будто стены запоминали их шаги. И где-то в глубине механизмов коротко щёлкнул предохранитель: чья-то пробующая ладонь снова поискала щель. Щели не нашлось.

В этот вечер — нет.

Глава 17.

Глава 17

Ночь в Библиотеке наступает не резко, а как мягкое затемнение экрана: свет уходит из верхних куполов, глушатся фоновые проекции, стеклянные витрины перестают «дышать» и становятся похожи на спящих рыб. Лишь узкие дорожки ориентирных огней — тонкие, как прожилки листа, — ведут от сектора к сектору. И тишина. Та самая, архивная, которую можно надеть как накидку.

— Проверка связи, — негромко сказал Артём, касаясь браслета. — «Северная корона», пост один. Слышу тебя?

— Слышу, хранитель, — отозвалась Элла, её голос стал чуть ниже, чем днём: ночной тембр. — Пост два. Видимость отличная. Твоя тень длиннее тебя — не пугайся.

— Я не пугаюсь, — сухо возразил он и тут же, будто оправдываясь перед невидимым свидетелем, добавил: — Почти.

— Во-оот, честность — первый шаг к просветлению, — мурлыкнула она. — И второй — не наступать на собственный кабель.

Он опустил взгляд: кабель действительно петлил у ног, уходя под стойку с северными картографическими трубками. Поднял, аккуратно перекинул на крючок.

— Напомни, зачем мы сидим в засаде у ключей, если лог показал «щупальца» в античном секторе?

— Потому что тот, кто тестировал «Античность», наверняка заметил, что «корона» уязвимее всего — из-за старой пересортицы, — спокойно ответила Элла. — Если он не дурак, придёт сюда. Если дурак — придёт всё равно. И в обоих случаях это наш шанс.

— Очень утешительно, — сказал он, но уголок губ всё равно дёрнулся. С ней было легче даже ждать.

Он сел на низкую табуретку у ответвления ряда. Отсюда было видно сразу три «гнезда»: два с перстнями-якорями и одно — с серебряной фибулой, которая вела к маленькому шведскому монастырю XVI века. Фибула поблёскивала тускло, будто дышала сквозь ткань времени.

— Знаешь, — сказал он после короткой паузы, — когда я был подростком, представлял работу хранителя иначе. Пыль, записи, кофе. Без засад. И уж точно — без коллег, способных разоружить меня взглядом за три секунды.

— Кто это? — деловито уточнила Элла. — Назови поимённо, я разберусь с конкуренцией.

— М-м-м… рост метр семьдесят семь, хвост, взгляд «не подходи — кусаю». Имя начина… ай.

Тёплое «ай» вырвалось неожиданно — это она незаметно подошла и, проходя за спиной, легко сжала ему плечо: «Я рядом». Не обещание — констатация.

— Смотри, — шепнула Элла. — Левее, угол.

Там, где свет ложился косо, едва заметно сдвинулась тень. Не «скользнула» — именно сдвинулась, как в аквариуме: будто стекло слегка толкнули изнутри. Артём, не поднимаясь, достал из жилета тонкую пластину сканера, накрыл ладонью и включил. На полупрозрачном экране проступила мерцающая линия — чужая теплоподпись. Небольшая. Человек? Или что-то мельче — механический шпион?

Сигналы тревоги он не включал — шум поднимет пол-архива. Элла, наоборот, отчётливо расслабилась — словно мышцы приняли режим «перед броском».

Фигура показалась между двумя стеллажами. На секунду — и исчезла, и снова возникла дальше, вопреки геометрии прохода.

— Не человек, — прошептал Артём. — Ему не мешают углы. Иллюзорная маска? Или…

Фигура вышла на свет — и оказалась вовсе не «фигурой». Бледное, чуть светящееся пятно, вытянутое, как вертикальная капля воды, с намёком на линию плеч и головы. Оно приблизилось к витрине с фибулой и замерло, будто прислушиваясь.

Элла успела за пол-удара сердца перехватить дистанцию: два шага — и она уже между «каплей» и шкафом, ладонь — в сантиметре от рукояти ножа. Вторая рука открыто, ладонью вперёд.

— Стой, — сказала она тихо. —