Все потерянные дочери - Паула Гальего

оставившим двери настежь — возможно, Ева всё же хотела хоть как-то притормозить то, что сама же и запустила, — и закрываю наши. Кириан уже внутри, возится с постелью: раскладывает подушки и одеяла.

Двери, выходящие в сад, распахнуты. Здесь нет каменных фонарей, только пара огней в дальних светильниках, что освещают двор. За садом без ограды шумит река, которую мы недавно переходили: вода ревёт, пенится, с силой пробиваясь сквозь камни.

Кириан поворачивается ко мне, когда я вхожу. — Думаешь, они доживут до утра? — Очень может быть, что Нирида умрёт от стыда из-за провокаций Евы, — отвечаю я, и он улыбается.

Я задерживаюсь у окна, смотрю на ливень. Капли падают яростно, коверкают траву. Дальше, в лесу, дома на склоне светятся шафрановым светом, будто блуждающие огоньки в темноте. — Красиво, — шепчу я.

Кириан смотрит секунду, а потом решается. Подтаскивает низкую кровать к открытым панелям и садится. Кивает: мол, иди сюда.

Я опускаюсь рядом, лицом к буре. Его рука — в сантиметре от моей. Его колено — прижато к моему. Его губы — всего в дыхании от моих.

— Через несколько дней мы будем в Илуне, — шепчет он, глядя в ночь. — Там всё другое, но, думаю, тебе понравится. — Ты бывал там? Он кивает. — Маленьким. Всего раз. До того, как мои родители… — замолкает. — Лиры тогда не было. Так что тебе и не полагается помнить.

Вот о чём он хотел сказать. Поэтому говорит об Илуне. Поэтому смотрит так осторожно.

— Всё получится, — уверяю я. — Мы убедим его. — А потом выиграем войну, — твёрдо произносит он.

У меня перехватывает горло. — Это будет как осада Эреи? — понижаю голос. — Настолько же ужасно?

Кириан смотрит с печалью и почти с сожалением. — Скорее всего, хуже.

Он прав. Если сойдутся все территории, если Львы бросят всю силу… это будет длиннее, кровавее. Больше солдат, больше смертей. Больше ведьм, если шабаши Илуна решат сражаться на нашей стороне. Больше магии, больше разрушений, больше потерь.

Так уже случалось. В Лесу Ярости. Силы Львов хватило, чтобы разбить их всех, обратить в бегство… и оставить десятки детей сиротами. Детей, которых потом похитили. Еву. Меня. Алекса. Леона. Элиана…

— Тебе не нужно идти, — шепчет он, склоняясь ближе. — Когда король Эгеон согласится, когда Земля Волков присоединится, а Лира выполнит свою часть… ты сможешь уйти. Сделаешь всё, что задумала с Воронами. Или просто подождёшь конца войны. Я помогу.

Я всматриваюсь в него. Он так близко, что улавливаю его запах. Чувствую мягкость кожи под доспехами, землю на сапогах, дождь за окнами… Если закрыть глаза — я снова вижу его там, в галереях. Вижу, как он умирает у меня на руках. Я слышу кровь. Чувствую его тело, безжизненное, тяжёлое.

— Мы будем сражаться вместе. Теперь и всегда.

Он улыбается. Нежно, немного растерянно. Его пальцы переплетаются с моими поверх одеяла. Кажется, он хочет что-то сказать, но не может. Его губы чуть приоткрыты, уголки рта дрожат в осторожной улыбке.

Я тоже не нахожу слов. Поэтому целую его.

Тянусь вперёд, пока наши губы не встречаются — тёплые, мягкие, в контрасте с холодным ветром снаружи. Его приоткрытые уста просят разрешения — и я его даю. Глухой звук вырывается из его груди и пробегает мурашками по моей коже.

Поцелуй длится вечность и миг. Кириан обнимает за талию и, не разрываясь, сажает меня к себе на колени. Я обвиваю его шею руками, прижимаюсь, и его ладони держат меня крепко. Я углубляю поцелуй, чувствую, как сильно это нравится ему — наверное, так же, как и мне, но всё равно мало. Мне нужно больше. Нужны слова. Нужно произнести то, что я шептала над его безжизненным телом, когда думала, что потеряла его навсегда.

Я отстраняюсь чуть-чуть. — Кириан… — выдыхаю.

Голос дрожит, и он замечает, потому что тоже отодвигается, кладёт ладонь меж моих лопаток — большая, надёжная. — Что?

Я не могу. Не решаюсь. Никому этого не говорила. И понимаю: может, и не нужно. Наверное, он чувствует то же. Я вижу это в том, как он держит меня, как смотрит. Но…

— О, не прерывайтесь ради меня.

Рука Кириана сжимает меня сильнее. Его тело само реагирует, напрягается под моим. Но он не отпускает. Не смеет — потому что уже понял, кому принадлежит этот голос… и что именно оно означает.

Я поворачиваю голову медленно. И вижу её.

Высокий, широкоплечий, с рубахой, расстёгнутой на груди, словно сам по себе вне времени, вне бури, вне самой ночи. Его длинные прямые волосы оставались сухими, несмотря на ливень снаружи. Вода, замечаю я, стекала с него, даже не касаясь.

Я узнаю эти прекрасные глаза, гордый подбородок, прямой нос, крупные и безупречные черты… Хоть я и не встречала именно его, я сразу понимаю, что он такое.

— Деабру, — шепчу. — Нет. Этого не может быть. Гауэко заточил вас в Маледикте. Вы не можете выйти оттуда.

Существо растягивает губы в широкой, ослепительной улыбке. Прекрасной и злой. Затем делает глубокий вдох. Оно… принюхивается к нам.

— Ах… действительно пахнешь им. Но в этом доме есть и другие, как ты, верно? Скажи, создание, кто из вас убил одного из моих братьев? — Улыбка становится оскаленной, сверкающей всеми зубами. — Я хочу её увидеть.

По моей спине пробегает ледяной холод.

— Убирайся, — резко бросает Кириан, прижимая меня к себе крепче. — Уходи. Сегодня тебе здесь нечего делать.

Я моргаю, сбитая с толку. Деабру тоже смотрит на него с приподнятыми бровями.

— Прочь. Сегодня ты меня не одурачишь.

«Прочь»? Что ты несёшь, Кириан? У меня кружится голова.

— Одурачить меня? — переспрашивает демон, склонив голову набок. — Думаете, мы в этом заинтересованы? О, нет, дитя. Я не собираюсь обманывать тебя. Я покажу тебе правду. А потом буду питаться вами. Вашим ужасом и вашей плотью. — Он оглядывается вверх и по сторонам. — Мне нравится этот дом. Думаю, я останусь тут ненадолго. С вами. С тобой, — добавляет, впившись в меня взглядом.

В его глазах пылает нечто извращённое, любопытное.

Кириан рычит: — Исчезни. Я знаю, что ты не настоящий. Сегодня у тебя не выйдет.

И тут до меня доходит.

— Кириан, — говорю я, пытаясь спуститься с его колен. — Это не сон.

Когда? Когда Ингума напала на него? И почему он мне ничего не сказал?

Кириан смотрит прямо в меня, будто решая, верить или нет. Но я уже была там. Я видела, что Ингума способна сотворить — настолько реально, что невозможно отличить от яви. Настолько осязаемо, что не знаешь, где кончается сон и начинается кошмар.