По извиистым волнам - Вал И. Лейн

назвать своим домом. Мне было неприятно признавать, что я даже гражданин этого города. Этот город был всем, что я знал о доме за пределами моего родного Портсмута, Англия. И когда король предложил отцу стипендию на обустройство и поддержание торговых путей в месте, которое правительство отказывалось трогать, я понял, что от этого никуда не деться. Только когда я стал достаточно взрослым.

И все же, когда эти горькие воспоминания вторглись в разум, я обрел странное умиротворение, вернувшись во времена своей юности. Я слегка улыбнулся при мысли о том, что, возможно, увижу здесь отца. Просто чтобы мельком увидеть перед его безвременной кончиной…

И вот тогда я увидел в гавани нечто, заставившее меня содрогнуться. В порту стояло на якоре гордое и царственное судно ее величества «Царственное Милосердие». Корабль Королевского военно-морского флота, который я узнал, даже не пытаясь разглядеть. Я вспомнил, как это судно заходило в порт в один совершенно особенный день.

Я остановился в ближайшей таверне под названием «Соленый ворон». Она стояла на окраине города, и ее часто посещали пираты, приезжие чиновники и местные жители. Я достаточно хорошо знал ее владельца, старика Кодфейса. Поскольку его таверна была расположена ближе всего к порту, он обладал монополией на свежие портовые сплетни.

— Я выпью стаканчик, — произнес я и увидел, как иссохший мужчина пододвинул мне кружку, до краев наполненную дешевым пивом. Он был даже не так уж стар. Но его кожа давным-давно обгорела на солнце. — Как долго этот корабль стоит там в доке?

— Только вчера вечером пришел. — Кодфейс вытер лицо тыльной стороной ладони. — Что-то насчет прекращения финансирования или что-то в этом роде. Какой-то парень, который ходит вокруг, предлагает пиратам помилование, если они будут настолько глупы, что откажутся от всего этого. Уверен, ничего, кроме того, что этот чертов король, как обычно, пытается надуть нас.

— Хм. Бенджамин Гастингс, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало как вопрос, и сделал глоток из своей чашки. Но мне не нужно было спрашивать. Я точно знал, кто здесь и зачем. Он помог основать эту республику, а теперь повернулся спиной к тем же пиратам, которые помогли ему ее построить. — Он снова за свое, да? Может, Дейвену удастся удержать его еще немного. Пока нас не начали вешать на улицах. — Мой отец был одним из немногих оставшихся здесь связных, готовых вести переговоры как с пиратами, так и с каперами. Он был одним из первых, кто доложил о положении дел, когда правительство нанесло визит.

— Да, это настоящий бардак, — кашлянул Кодфейс. — А теперь плати.

Я порылся в кармане и бросил монету на его раскрытую ладонь.

— Ты ужасно похож на Дейвена, — сказал он со странной улыбкой. — Вы родственник, приехал сюда по делам?

— Что-то в этом роде. — Я едва ли осознавал, что говорю. Я был слишком занят, обдумывая безрассудную идею, возникшую у меня в голове. Если Гастингс был здесь, это означало, что Вальдес не отставал. Я прекрасно помнил эту неделю. Отец начал работать с Вальдесом из-за постоянно растущих угроз короля отменить стипендии для торговцев, поскольку положение в Нассау ухудшалось, и сделки там становились все менее и менее прибыльными. И Вальдес прибыл сюда для заключения своей следующей торговой сделки. Но я знал, чем это закончится.

И тогда я подумал об этом.

А что, если…?

Что, если я мог изменить судьбу отца? Четки в кармане внезапно потяжелели, и я потянулся, чтобы обхватить их пальцами. Мне был дан этот момент — этот шанс оказаться здесь, в 1720 году, в ту самую неделю, когда моего отца надули. Это произойдет послезавтра. Что, если я смогу предотвратить все это?

Я должен был найти его. Я с трудом подавлял желание вскочить и побежать домой. Но я должен был. Чтобы сохранить в тайне личность таинственного человека под капюшоном, у меня не было другого выбора, кроме как прокрасться в дом моего детства.

Когда прокрался внутрь, все было таким, каким я его запомнил. Запах свежевыдубленной кожи и хрустящего пергамента с картами смешивался с запахом рома и пыли. Крыша была все еще залатана, так как неделю назад отец отремонтировал ее после урагана.

Я обвел взглядом комнату. Она была маленькой, но это было все, что мне было нужно, когда я был мальчиком. Я все равно никогда в ней не бывал. Как и сейчас. В тот момент здесь не было и следа меня, более молодого. Но я знал, что он недалеко. Если я не плавал с отцом под парусом или не ремонтировал корабль, то исследовал остров и составлял свои собственные секретные карты. Однако я гадал, не нарушило ли мое нынешнее присутствие здесь каким-то образом мое существование в прошлом.

В левом углу дома, рядом с камином, которым мы никогда не пользовались, стояло мамино кресло, обращенное к центру комнаты. Я мог представить, как она сидит в нем, напевая немного фальшиво и творя чудеса с иголкой и ниткой. Но в последний раз она сидела в нем семь лет назад, до того, как заболела. И именно поэтому ее портрет теперь занял свое место на подушке сиденья.

Я посмотрел вверх, пробуждая воспоминание, которое мне почти удалось отогнать. Дверь в комнату отца была заперта на тяжелый висячий замок. Так было с того дня, как умерла мама. Он сказал, что таким образом защищает память о ней. Я никогда не сомневался в этом больше одного раза. Его реакции — единственный раз, когда я видел, чтобы он выходил из себя, — было достаточно, чтобы удержать меня от любопытства.

И теперь, когда я, как человек, блуждающий в тенях своего прошлого, все еще стремился заглянуть за запертую дверь так же сильно, как в юности. Я подошел к замку, внимательно осматривая его в поисках слабых мест. К этому времени у меня уже была изрядная практика во вскрытии замков, и я подумал, что этот случай может оказаться не более сложным, чем другие.

Но как только я дотронулась до замка, снаружи послышались голоса. Голоса отца. И кого-то еще. Я поспешил в маленькую часть дома, которая служила мне комнатой, и забрался под кровать, радуясь бесшумным кожаным ботинкам, которыми я обменялся ранее с нападавшим.

— Надеюсь, вы нашли все в соответствии с тем, о чем мы договорились во время нашего последнего разговора? — Голос отца стал отчетливым, когда он переступил порог, его тяжелые, сильные шаги были такими же знакомыми, как дыхание.

— Да, — голос другого мужчины был мне незнаком, но я предположил, что это один