Победоносец - Anne Dar

class="p1">Дальше она говорила более сдержанным и оттого ещё более болезненным для меня тоном:

– Этой ночью ты спас всех огромной ценой: бросив меня. Мне не нужен тот, кто в самый важный и страшный момент выберет всех, а не меня одну. Мне не нужен тот, кто подвёл меня единожды. Больше ко мне не приближайся. Тайный ход в заборе сегодня же сама заколочу.

Резко развернувшись, так, что едва не коснулась своей пышной косой моего окаменевшего тела, Ванда развернулась и, не оборачиваясь, ушла.

ЧАСТЬ 3

МУЖЧИНА

Глава 11

Зимы на Камчатке безжалостно суровы. В самые злые периоды температура воздуха падает ниже тридцати градусов, ослепляющие метели наметают многие метры снежных покровов, частая вулканическая активность сопровождается выбросами пепла, и в некоторых широтах наступают полярные ночи – времена, когда солнце не поднимается над горизонтом в течение долгих недель. Мы жили вне власти полярных ночей, и всё же зимние световые дни были угнетающе коротки, в то время как тёмные ночи казались тягучими, не имеющими чётко обозначенных границ. Камчатская зима затяжная: зачастую она начинается в ноябре и удерживает свои позиции вплоть до самого апреля. Морозные туманы, словно брачная вуаль Снежной королевы – особенное природное явление, вре́завшееся в мою память фантомным сизым полотном, украшенным морозными узорами на промёрзших насквозь окнах. Из-за этих мистических туманов видимость снижалась настолько экстремально, что казалось, будто весь мир растворялся в белой мгле, которая, бывало, служила причиной исчезновений неопытных или невезучих охотников, выдвигавшихся с охотой на крупных сохатых и излюбленных снежных баранов. В те года часто случались бесследные исчезновения людей в лесах – редко их останки находили по весне те, кто выходил на поиски после схода снежного покрова. Больше людей зимой губили лишь суровые снежные бури и обильные снегопады. В год Падения Старого Мира стык декабря с январём выдался настолько снежным, что на протяжении трёх недель вереница снегопадов замуровывала людей в домах. По этой причине все избы нововеров имеют входные двери, открывающиеся исключительно внутрь – чтобы в особенно снежные зимы иметь возможность откопаться изнутри.

Шла зима две тысячи девяносто восьмого года. Восемнадцатый день и восемнадцатая ночь февраля миновали, и тихо текли первые часы мрачного предрассветного времени девятнадцатого числа. Празднование двадцать первого дня рождения Громобоя подошло к концу, и я, за всю ночь опрокинув лишь три чаши знаменитой медовухи Утровоя, шёл по скрипучему, утрамбованному снегу, в полуметре под которым отдыхала до весны старая брусчатка. Февраль на исходе, и потому суровая в этом году зима злится ещё пуще: температура ночью упала до минус тридцати пяти градусов, а на небе ни звезды – значит, в течение суток на наши головы обрушится новый снег. Так нам и надо – чтоб без дела не сидели, лопатами махали. Нововеры верят в то, что физический труд облагораживает, но, по-моему личному мнению, он взращивает скорее мышцы, нежели благородство – для взращивания благородства нам не помешало бы побольше знаний о мире, в котором мы живём, в чём нам могли бы помочь книги, которых, увы, нам негде достать. Даже все книги Отрады, которые она перетаскала Полеле из библиотеки своего отца, я уже два года как прочёл, но и в тех не многое смог почерпнуть для себя, потому как большинство из тех книг были на тему природы, которую я знал как свои пять пальцев – северные русские широты, – или природу, которую я никогда не видывал – тропические широты. Дед Бессон говаривает: “Не печалься о своей некрепкой образованности: главное, что ты жив-здоров и телом крепок, как бурый медведь – хозяин леса, а значит, ничто тебя не сломит”. Он стар, и я вижу, что на самом деле он говорит не совсем искренне – сам сожалеет о том, что в своё время не додумался взять с собой в Замок познавательных книг.

Вдалеке ламповщик разжигает потухший уличный фонарь, и я останавливаюсь, чтобы понаблюдать за тем, как впереди зажжётся свет. Улицы Замка хорошо освещены, так что даже ночью можно прекрасно наблюдать за здешним запустением. Ещё четыре года назад, на момент начала Стали, в Замке нашло спасение сто пятьдесят тысяч человек, но уже сейчас, исходя из переписи населения месячной давности, в городе проживает лишь сто двадцать тысяч душ. Прошлой зимой в Замке вспыхнула лихорадка, одним махом выкосившая около двадцати тысяч голов. Люди умирали целыми семьями, большее количество потерь пришлось на стариков, детей и женщин – мужчины оказались более выносливыми. Минус двадцать тысяч нововеров всего лишь за четыре месяца! Трагедия ужасающих масштабов. Мы очень сильно переживали за Бессона и Полелю, посадили их на строгий карантин. К счастью, лихорадка обошла наш дом стороной. Я слышал о том, что хворь сурово бушевала в доме Вяземских – пластом лежали обе сестры, – переживал страшно, но, к счастью, и Ванда, и Отрада выкарабкались, и хотя весной ходили по городу бледными и исхудавшими, к концу лета снова зарумянились.

Однако не во всём уменьшении численности населения виновата злосчастная лихорадка. Около десяти тысяч человек считаются пропавшими без вести – такая цифра набежала за последние четыре года, то есть, грубо говоря, каждый год бесследно пропадает по две тысячи пятьсот душ. И хотя исчезновения будто бы прекратились прошлой осенью, если продолжить этот счёт, тогда получается, что нам нужно меньше полувека, чтобы Замок полностью опустел. Однако не все пострадавшие нововеры испарялись бесследно: те, кто в отчаянном порыве не сбежал в заражённые земли, был изгнан (около одной тысячи душ) или казнён (около пятисот душ). Добровольно беглых нововеров считают дошедшими до края, но мне думается, что уж лучше быть беглым и отчаянным, нежели оседлым и затравленным. Я бы сбежал, да вот только дед болен на ноги, а отец стоит на своём – из Замка уходить даже не думает, потому как доверяет пророчеству нашей матери, сказанному ему более двух десятилетий назад. Вот и торчим здесь все, боясь друг за друга и особенно за Полелю, которую если не нужно оберегать от лихорадки, тогда необходимо ограждать от назойливых женихов, липнущих на её ослепительную красоту, словно пчёлы на мёд. Честно сказать, Полеля выросла в столь редкую красавицу с такой роскошной косой, что даже я осознаю, что своей внешностью она теперь краше даже прекрасной Ванды, хотя, если кто больше падок на светловолосую красоту, тогда с Отрадой во всём Замке точно никто не сравнится. И надо же было случиться, что